Шрифт:
Отпустив на волю назойливые мысли, белая волчица мчалась через чащу навстречу рассвету. Сделав крюк в двести миль, она достигла скалистых гор и только здесь почувствовала, что выбилась из сил. Сон сморил её моментально, а когда она проснулась, воздух уже прогрелся до такой степени, что каждый вдох отдавался першением в горле.
Она не спеша добралась обратно к резервации, попутно осторожно размышляя о том, что на самом деле чувствует. И сейчас, стоя перед коваными воротами особняка, Кэтрин поняла, что горечь обиды пропала.
Снова.
Ей было странно осознавать, что упрямая и своевольная девушка, какой она всегда была, рядом с Ульрихом становилась домашней кошкой. Кэтрин ни за что не стала бы терпеть подобного отношения к себе от других, но ему прощала многое. И теперь она знала наверняка, что пойдёт за ним хоть на край света, поддержит во всём, как бы сильно Альфа ни ранил в ответ.
Желание поскорее увидеть его выжигало грудную клетку. Кэтрин ломало без его объятий и поцелуев, без внимательного взгляда, который в секунду заставлял плавиться как от палящего солнца. Пусть он не прав, но разве это главное, если сердце уже давно решило иначе?
Она прошла мимо группы ликантов, выгружавших бочки с топливом в ангар, когда один из них, опустив поклажу на землю, вдруг воскликнул:
– Эй, Кэтти! Тебе тут письмо из города, – протянул Дерек, растягивая губы в нахальной ухмылке. – Что-то важное, глянь, какой здоровый конверт! – помахал он перед её лицом бумагой. – Но так уж и быть, отдам тебе его, если поцелуешь.
– Под хвост себя поцелуй, – буркнула Кэтрин и ловко выхватила свёрток из его рук.
Дерек обиженно хмыкнул, но ничего не сказал.
Гадая, кому могло понадобиться писать ей письма, она повертела конверт в руках. Взгляд упал на адрес отправителя: «Госпиталь матери и ребёнка».
– Какого дикого? – пробормотала Кэтрин, разрывая клейкие бока.
Взгляд заметался по листу, выхватывая суть содержимого, задержался на анализах и предположительном сроке, а после скользнул к дате посещения: вчерашнее число.
Ульрих ездил в город вчера, привёз браслет, а с ним заодно отдал и её пропуск, который каким-то образом оказался у него. Вот только Кэтрин, поглощённая собственной драмой, не догадалась этого уточнить. А теперь недостающая деталь пазла прочно встала на место.
Волчица сдержала всхлип отчаяния, превращая первые эмоции в злость.
– Видел Альфу? – звенящим от возмущения голосом спросила она Дерека.
– Наверное, на лесопилке, – пожал плечами тот.
– Или к свадьбе готовится, – добавил второй ликант, мимоходом откатывая бочку.
– Какой свадьбе? – сжав письмо в руке, она уставилась на парней, не заметив, что задрожала всем телом.
– Ну ты чего, Кэт? – рассмеялись они. – Вся стая второй день гудит. Альфа женится на охотнице. Прикол, да?
Ликанты снова принялись обсуждать новость, с энтузиазмом обсасывая подробности, и не заметили, как побледневшая волчица бросилась прочь.
«Он обманул», – болезненная мысль пульсировала в висках. Она бежала, не разбирая дороги, словно за ней гналась стая диких, и лишь знакомый голос, настигший её на границе леса, заставил её остановиться.
– Кэтрин, дочка, ты куда так торопишься? – Тэлута стояла у дверей своей хижины, наблюдая за волчицей, которая пыталась отдышаться после гонки.
Внимательный взгляд женщины, прошёлся по всклокоченным волосам, блестящим от слёз глазам и раскрасневшимся мокрым щекам, а затем опустился к запястью.
– Красивый браслет, – улыбнулась старушка и подмигнула Кэтрин. – Может, зайдёшь ко мне на чай? Давно мы с тобой не болтали.
С этими словами она скрылась в доме, пока Кэтрин с удивлением разглядывала украшение на руке, как будто видела его впервые.
Из груди вырвалось надрывное рычание. Волчица остервенело рванула с себя подарок Альфы, так, что тонкая леска лопнула, и сочные ягоды бусин, брызнув в разные стороны, мигом затерялись в траве.
Глава 17
Ульрих прислонился спиной к широкому стволу секвойи и тяжело вздохнул. От происходящего голова шла кругом. Ещё пару месяцев назад он был охотником и жил в казармах центральной базы, а теперь свободно разгуливает по резервации среди ликантов.
На удивление его встретили как родного: старики принялись охать и причитать, насколько сын похож на отца, а молодые оборотни радостно приветствовали, словно Ульрих был своим. Либо Иван постарался представить молодого волка в лучшем свете, либо в стае было принято тепло относиться к невесть откуда взявшимся сородичам, но он действительно почувствовал, что попал в семью. И как бы ни было поначалу неловко, с каждой минутой, проведённой в резервации, ему всё меньше хотелось покинуть это место.