Алиса начинает его успокаивать, а я ржу. Обворожительные темные глаза феи одаривают меня очень строгим взглядом. Надеюсь, я буду наказан.

Очень. Строго.

В душевном смятении он лопает даже ненавистные овощи. Взрослеть ему пора, наивный и прям. Думал, чесняк, он больше Алису за нос водит. Но если бы он ее обманывал, больше для вида слушался.

Оказывается, Алису пригласили на свадьбу в Васильках. Она пытается скрыть, что расстроена невозможностью пойти. Обсуждаем будущие выборы мэра. Оба считаем, что у конкурентов Анатолия Ивановича нет шансов.

— Там скоро посевная начнется, — тянет Алиса и вздыхает.

— Поехали, — махаю головой, сам себя удивляя, и телефон в руки беру. — Выходные завтра начинаются, а свадьба послезавтра.

Алиса моргает, как лань испуганная. Ваня подпрыгивает и руку в воздух выбрасывает.

Он бежит собираться, хотя никто еще окончательно ничего не решил.

Цапаю ее за шею, и бедро круглое мацаю. Она отмирает и целует меня. В прошивке моей шавочной — замыкание, как глубоко и страстно она это делает.

— На свадьбу с тобой пойду. Меня пустят, я подарок дорогой раздобуду.

Она по плечу меня шутливо ударяет, и улыбается задумчиво.

— Да пустят они тебя. Будешь женихом моим.

— Я и есть, не забыла, вертихвостка? — надуманно хмурюсь.

Получаю еще один толчок по туловищу. Полуигривый. Эх, сам предложит ехать, а сейчас могли бы резвиться на полную катушку.

В Гелике долго настраиваем маршрут, потому что система барахлит. Машу рукой на экран, сами как-нибудь разберемся. И телефон на виду.

— Не могу дождаться, когда Куллинан пригонят, — бормочу я.

— А он сильно отличается?

— Сейчас услышишь. Мотор у Роллсов тихий. А дорогу лучше обкатывает.

Заезжаем затариться в супермаркет, так как мы планируем набег на избу Сергей Степановича. Он еще об этом не подозревает. Он о многом не догадывается, поэтому толкну разговор со старикашой на днях.

В магазине валю вниз все подряд, потому что Алиса там сразу начинает что-то высчитывать и фильтровать покупки. Вино ее на нормальное меняю, а не дешевое. Она находит шампанское, которым мы опились с ней тогда в Гостинице. Втыкаю на бутылку в тележке иногда.

Мчим по трассе. Ваня в восторге, фея недовольство скрывает.

Подъезжаем к избе почти к ночи. Алиса кричит усатому, что привезла календулу. Он грозится подать на меня в европейский суд. Калитку же открывает с самодовольным видом, мол, приползли гаденыши обратно.

Скрывает обиду, что не заезжали. Но Алиса, оказывается, ему трезвонила регулярно.

Поздний ужин растягивается, потому что фея и оборвыш искренне рады видеть усатого. Заваливают его вопросами про всех. Алиса даже ему кашу манную на молоке куховарит.

Я иду в гребаный погреб, потому что бедный старикашка может только свое крепленое винцо пить. На самом деле, сбагрил меня, чтобы Алисе допрос устроить.

Ваня в своей старой комнате устроился, а мы в пристройку спешим. До кровати не доходим. Я прямо стены ее нагло оттрахиваю. Она выпившая, поэтому фильтр выключает.

— Глубже, еще чуть. Вася, не останавливайся, ах… Пожалуйста, так хорошо, я совсем… Так…

Я и не собираюсь останавливаться. Я просто с ума сойду сейчас. Но не останавлюсь.

Пытаюсь развести ее на больше откровений, пока она в кондиции. Но сам себя контролирую неважно, отвлекаюсь на кожу душистую.

Кручу ее на члене понемногу. Хочу и рассмотреть как это выглядит, и в волосы ей зарываться. Потом она течет от вертений, и я даже член вытаскиваю на миг — сжать до боли крепко, чтобы тут же не кончить.

Утром почти одновременно просыпаемся, несколько шокированные. Так как смутно помним как отрубились.

Судя по следам на ее грудках, я туда кончил.

Слюняву ей личико, руку на плечо закинув, потому что сказать кое-что хочу:

— Сегодня-завтра побазарить надо нам. Все решим.

Алиса напрягается, сразу мордашка опечаленная. Но воркует со мной тоже.

— Не хочу ссор, — почти беззвучно шепчет она. Потом горло прочищает и громче: — Ненавижу ругаться. А с тобой больше всего на свете. Я знаю, что надо поговорить. Просто…

— Все путем будет. Не парься. Я язык себе прикушу, чтобы не унесло. И ты тоже фильтруй.

Она пальцы мои рассматривает. И будто под нос себе что-то напевает.