Шрифт:
– Но ты-то думаешь не о сестре, – неохотно возразил граф. Видно было, как тяжело ему дается разговор. – Ты думаешь о себе. Этот брак закроет все семейные грехи, и ты спустя годы спокойно женишься на какой-нибудь дворянке, которая пока еще, наверное, пешком под стол ходит.
– Да, я думаю о своем будущем! – старый граф не заметил, как при слове «грехи» у сына сузились глаза. – А еще о будущем целого рода.
– Всё не так просто, – очень тихо сказал граф. – Много лет назад мы выдали Милену замуж за барона – и неудачно. Очень боюсь, что история повторится с Элли. Конечно, я побеседую с ней…
– Надо не просто беседовать, а…
Андреас не договорил. Раздался деликатный стук в дверь, граф разрешил войти. Створки белоснежной двери распахнулись, в комнату шагнул Генриор – как всегда безупречно аккуратный, подтянутый, прямой. Только волосы его были влажными от дождя, да и то он успел, видно, пригладить их щеткой. И в глазах, под которыми обрисовались темные круги, поселилась усталость.
– Генриор! – обрадованно всплеснул руками граф.
– Да неужели вы?! – язвительно проговорил Андреас, вальяжно развалившись на стуле. – И давно ли вы научились решать ответственные вопросы без согласования с работодателем?
– Добрый вечер! – сухо проговорил Генриор, глядя только на старого графа. Он будто бы и не заметил Андреаса. – Должен попросить прощения за самовольный отъезд. Я, безусловно, виноват. Но, как мне показалось, в тот момент этого требовали обстоятельства.
– Ох, это потом, потом! – отмахнулся граф и от волнения даже встал из-за стола. – Как девочки, Генриор? Они, надеюсь, тоже в замке?
– Не тревожьтесь, они дома. Леди Милена сообщила, что не хочет оставлять сестру одну, так что они сейчас вместе.
– Мы хотели бы видеть Элли! – резко заявил Андреас. – Прямо сейчас!
Глава 23. Беседа в ночи
Генриор помедлил. Потом спокойно ответил:
– Если этого пожелает граф Мишель, я ее, разумеется, приглашу. Но стоит ли? Леди Элли очень утомлена и, вероятно, готовится ко сну.
– Андреас, перестань! – нервно воскликнул старый граф. – Какие могут быть разговоры среди ночи! Мне уже хватило. Завтра, всё завтра! Это был чудовищно тяжелый день, я так устал. Всё, сын, добрых снов! Генриор, а ты отправь Рика на место и принеси мне в покои чаю с мятой. Я ухожу отдыхать.
Генриор с достоинством кивнул.
***
В графских покоях тускло светило тяжелое бра в виде старинного бронзового колокола. Теплый свет бросал блики на бледное, измученное, осунувшееся лицо владельца замка.
Граф, облаченный в длинный, до пят, бордовый бархатный халат, полулежал в постели, облокотившись на многочисленные разноцветные подушки. Осторожно придерживая крутобокую прозрачную чашку, он медленно глотал горячий, с лимонной кислинкой, мятный чай, приготовленный Генриором. А сам Генриор, уставший, но по-прежнему прямой, в безупречном костюме с галстуком, сидел неподалеку, облокотившись о столешницу массивного вычурного секретера.
Генриор с молодых лет научился вести себя ровно и холодно, как и полагается дворецкому, которому доверяют (а точнее, перекладывают на него) самые сложные дела. Он никогда не жаловался, работал на совесть и от подчиненных требовал того же, поэтому слуги его недолюбливали и даже боялись.
Никто в замке, даже сам граф, не знал Генриора иным, а ведь когда-то, десятилетия назад, в другой жизни, тот был веселым, решительным, дерзким, красивым парнем. В юности мечтал стать моряком или летчиком, но родители рано умерли, и Генриор отказался от романтики, выбрав обычную профессию счетовода. Все шло гладко: неплохая работа, прелестная жена, маленький сын… Но когда случилось землетрясение в приморском городке и семья погибла, Генриор в одночасье изменился. Высокий зеленоглазый красавец превратился в сухощавого, молчаливого, угрюмого человека, который совершенно не понимал, зачем ему жить. И если бы однажды в заваленную бумагами контору, где корпел над цифрами разом поседевший, похудевший Генриор, не явился по какому-то делу граф Мишель, кто знает, жизнь бы он выбрал или смерть.
Граф (тогда еще молодой, бодрый, но замотанный) решал с начальником конторы деловые вопросы, а Генриор уныло щелкал счетами и не прислушивался к чужой беседе. Но когда граф восторженно воскликнул: «Как у вас всё логично, чётко, цифра к цифре – и всё как на ладони!», начальник с гордостью заявил: «У нас хороший счетовод – господин Ларос» – и представил Генриора графу. «Вот бы мне такого человека в мою Розетту… – мечтательно пробормотал граф и оживился: – Послушайте, господин Ларос, а не хотите ли вести счета моего замка? Это достойная подработка, я хорошо заплачу. Но скажу сразу, хлопот много. Прежний управляющий оставил после себя полный беспорядок в бумагах». «Если начальник не будет возражать, могу попробовать…» – равнодушно пожал плечами Генриор. Он заваливал себя работой, чтобы забыться.
Так Генриор впервые переступил порог Розетты, потом приехал еще раз и еще – и, наконец, остался в замке, взяв на себя обязанности управляющего, дворецкого, экономиста, водителя, компаньона и Бог знает, кого еще. Жить одному было невмоготу, о другой жене он и помыслить не мог. А здесь – хоть чужая, да семья.
Милена тогда была крошечной девочкой. Генриор по доброй воле стал помогать няньке – тихонько щелкал счетами возле колыбели, присматривая за тем, как спит беспокойная малышка. Так и ожил немного. Всех детей помогал растить, кроме первого мальчика – Андреаса. Тогда еще была жива мать графа Мишеля – ох и непростая дама! Она настояла, чтобы Андреаса, наследника Розетты, с первых дней воспитывали не мать с отцом, не няньки, не Генриор, а лучшие педагоги – причем в истинных дворянских традициях. Вот и воспитали, черт бы их побрал!