— Ты в порядке? — Поворачиваюсь и сажусь к нему лицом, облокотившись рукой о спинку дивана.

— Ну да. Я просто хотел поговорить с тобой. Как все прошло с Эви?

— Отлично, — и, как всегда, я слишком широко улыбаюсь. — Ни за что не поверишь. Она купила мне тот телескоп, о котором я годами мечтал.

Джордан смотрит на меня, и в его глазах мелькает удивление.

— «НексСтар»? Серьезно? Эта штука стоит целое состояние.

— Знаю. А если учитывать ее откладывание денег на учебу, это было довольно неожиданно. — Я ковыряю потрескавшуюся кожу на диване. — Но разве об этом ты хотел поговорить?

— Нет, — отвечает он, снова уставившись на бутылку и ковыряя края этикетки. — Ну, я подумал, что у тебя сегодня день рождения, и все такое, — начинает брат, отрывая этикетку кончиками пальцев. — Я просто хотел, чтобы ты знал, что мне жаль.

— Тебе жаль? Почему, Джорди? — Я искривляю лицо, что наверняка показывает мое замешательство. Не могу придумать ничего, за что мой брат должен извиняться. Я тот, кому нужно на коленях просить у него прощения за то, какой я мудак.

— Ну, потому что мама и папа никогда не придавали значения твоему дню рождения, но моему всегда уделяли большое внимание.

— Эй, — я хватаю его за плечо, и он смотрит на меня, — в этом нет твоей вины. Тебе не о чем сожалеть. Наоборот, ты всегда старался изо всех сил, чтобы у меня был хороший день рождения. Ты и Эви — единственные, кто это делал. — Пожимаю плечами и тяжело вздыхаю. — Не понимаю, почему ты был золотым ребенком, а я был... Ну, кем бы я ни был. Но это, определенно, не твоя вина, братан. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь винил себя за это. — Я беру пиво из его руки и ставлю его на стол, чтобы полностью завладеть его вниманием. — Вообще-то это я должен извиниться за то, что относился к тебе как к дерьму после смерти мамы и после того, как отец бросил нас. Ты не заслуживал такого, понимаешь? То есть ты знал, как много для меня значило рисование, и ты был первым, кто купил мне альбом. Господи, Джорди, ты снова и снова спасал меня от самого себя. Ты всегда был рядом, и я люблю тебя за это. — На лице брата появляется застенчивая улыбка, и я захватываю его шею в изгиб своего локтя. — Парень, что это за дни рождения, из-за которых все чувствуют себя неудачниками?

— Ну, чтобы ты знал, этот неудачник любит тебя, — бормочет он.

Я отпускаю его, но не отстраняюсь.

— Ладно, я чертовски устал. Давай, пошли спать.

— О, кстати, — говорит Джордан, когда мы поднимаемся по лестнице, — сегодня звонила бабушка Молли. Она приедет на выходные и, может быть, немного задержится.

Я останавливаюсь на верхней ступеньке и поворачиваюсь к нему.

— С ней все хорошо?

— Да. Она в порядке. — Он идет к своей комнате, но оглядывается через плечо. — Обычный визит раз в полгода, просто она немного пораньше приедет. Сказала, что скучает по своим мальчикам.

На душе становится легче. В детстве я всегда любил, когда бабушка и дедушка, пусть и редко, но приезжали. Они дарили мне то ощущение, которого я так жаждал, — ощущение семьи. Расслабив плечи, я улыбаюсь. В нашем доме я снова буду чувствовать себя как дома.

Глава 13

Дилан

Ей приснился сон

Раздается звонок телефона, что пробуждает меня от глубокого сна. Неуклюже тянусь за ним к тумбочке, опрокидывая ночник.

— П-привет, — зевая, отвечаю я хриплым голосом. Наклонившись вниз, поднимаю лампу с пола и ставлю ее на место.

— Дилан, — раздается из трубки дрожащий и измученный голос, отчего я окончательно просыпаюсь.

— Зои? — Протираю сонные глаза тыльной стороной ладони. Сейчас три часа ночи. Что-то не так. — В чем дело? Эви в порядке?

— Нет. Ты нужен ей. Можешь прийти?

Не ответив, я кидаю трубку и выбираюсь из постели. Быстро надев шорты и футболку, хватаю ключи и несусь вниз по лестнице, а затем бросаюсь через улицу. Зои уже ждет меня у двери.

— В чем дело? Ты до усрачки меня напугала. — Резко провожу рукой по волосам, возясь с ключами.

— Она наверху. Я вернулась с работы чуть более часа назад и сразу отключилась, но проснулась от ее криков. У нее истерика. Скорее всего, ей приснился плохой сон, но она ничего мне не рассказывает. Только говорит сама с собой, чем очень пугает меня.

Зои никогда не трусит, но морщинки вокруг ее глаз и то, как она заламывает руки, сводят меня с ума. Я нежно касаюсь ее руки, затем через две ступеньки поднимаюсь по лестнице и открываю дверь в комнату Эви.

— Иисусе.

Эви раскачивается из стороны в сторону на кровати, по ее щекам текут слезы. Она что-то бормочет, глядя на свои дрожащие руки, но ее голос настолько напряжен, что я не могу разобрать ни слова. Подхожу к ней и сажусь на кровать. Матрас прогибается, но она не замечает моего присутствия. Ее кожа бледна, глаза остекленевшие, губы дрожат. Моя грудь сжимается. Я цепенею при виде этого зрелища.

Сразу беру ее руки в свои, пытаясь успокоить в них дрожь. Ее кожа липкая и холодная, и я нежно сжимаю ее, подавая едва различимый признак своего присутствия. Когда девушка не реагирует, я отпускаю руки и мягко говорю, всматриваясь в ее лицо: