Она не походила на дешевую проститутку в грязном номере отеля, которая лишила его невинности. Спустя полчаса, не принесших Ливию ничего, кроме усталости и смутного чувства стыда, незнакомка торопливо оделась и выскользнула за дверь, оставив клиента в одиночестве. С тех пор к сексу, по которому все сходили с ума, и за который были готовы убивать, как животные, он питал стойкое отвращение и отнекивался всякий раз, когда кто-то из приятелей предлагал ему отыметь какую-нибудь красотку. Гвендолен по сравнению со всеми этими женщинами казалась сошедшей на грешную землю богиней. Она несла себя величественно, как королева, и все мужчины замирали, любуясь ее легкой походкой, одеждой из струящегося щелка и темными кудрями. Она имела широкий кругозор и много шутила, порой непристойно, но Ливий находил эту черту очень соблазнительной. Когда они сидели слишком близко, у него пересыхало в горле, и он мог остановиться на полуслове, вдыхая ее запах. Он мечтал о том, что когда-нибудь они окажутся в одной постели, но Гвендолен не торопила события. Свое дело она знала хорошо и видела его насквозь.

Халиф задаривал женщину цветами, платьями, сладостями и украшениями, которые та принимала с благосклонностью, и наконец уступила. Ту ночь Ливий помнил так хорошо, будто все происходило вчера. За каких-то несколько часов Гвендолен перевернула его мир, показав совершенно новую Вселенную. Магия — иначе он это объяснить не мог. Тело больше не казалось окаменевшим — оно с готовностью отзывалось на самые легкие прикосновения, а сердце колотилось так, будто вот-вот разорвется. «Это невозможно, — сказал Ливий Гвендолен, когда она лежала рядом и, подперев голову рукой, смотрела на него с неопределенной улыбкой. — Это сон, правда? Только во сне может быть так хорошо». «Мой господин всего лишь пригубил восхитительное вино из мира чувственных удовольствий, — ответила женщина. — Все еще впереди». «Целая бутылка?», — уточнил Халиф. Гвендолен рассмеялась. «Огромный погреб. И вина в нем столько, что можно пить целую вечность».

— Хорошо, — кивнула Брике. — Оставляю тебя за главного. Вспомним былые дни.

— Я не подведу, моя госпожа.

— Пойду собирать вещи. — Она подозвала одного из охранников и кивнула на сумки. — Помоги мне унести эту тяжесть, дорогой.

Когда за хозяйкой закрылась дверь, Рамон оправил манжеты рубашки и вновь оглядел женщин — на этот раз, оценивающе.

— То есть, — подытожил он, — все они наши.

— Именно так. Лучшие дамы в здешних краях. Большую часть я отбирал сам. Выполнят любой каприз, каким бы изощренным он ни был. У тебя есть изощренные капризы?

Друг улыбнулся с видом кота, поглядывающего на оставленную без присмотра банку с жирной свежей сметаной.

— И не один. А когда я закончу, то придумаю новые. Ты, — он указал на рыжеволосую девицу в лимонных шелках. — Как тебя зовут?

— Луна, мой господин, — ответила та, скромно опуская глаза.

— До ужина у нас есть минимум полчаса, и ты сможешь меня развлечь.

— Отличный выбор, — похвалил Ливий. — Миледи владеет тайным искусством восточного массажа с маслами и горячими камнями. Клиенты готовы платить ей двойную, а иногда и тройную цену.

Рамон взял Луну под руку.

— У тебя природный талант управляющего борделем, Халиф.

— Всегда к твоим услугам, друг мой.

Гвендолен обиженно выпятила нижнюю губу.

— А как же я? — спросила она у Ливия.

— Тебя подадут на десерт.

***

— Подай-ка мне вон ту шкатулку, солнышко. Нет, черную, которая поменьше. В большой — табачная смесь для трубки.

Гвендолен подала Ливию стоявшую на прикроватном столике шкатулку из черного дерева и вновь улеглась на спину поверх шелкового покрывала.

— Когда мадам вернется, расскажу ей, как чудесно мы провели время, — мечтательно протянула она.

— Подарок и вправду удался, — отозвался сидевший в кресле у окна Рамон. Он успел одеться и время от времени делал глоток вина, старательно водя ручкой по странице маленькой записной книжки в кожаном переплете.

Халиф достал из шкатулки щепотку белого порошка.

— Рад, что ты оценил. Я уже начал переживать, что после Треверберга здешние женщины покажутся тебе недостаточно изысканными.

— Не смеши. Женщины везде одинаковые.

— Неправда! — возмутилась Гвендолен. — Ты можешь объездить весь Ближний Восток, но в заведении мадам они лучше всех.

Друг перевернул страницу записной книжки и призадумался.

— Конечно, миледи. Как звали ту темнокожую, с золотыми браслетами на щиколотках?

— Саломея, — подсказал Ливий. Он вдохнул порошок и сжал переносицу большим и указательным пальцами, пережидая головокружение. — Брике пополняла запасы моих снадобий. При случае спрошу у нее, где она это достала. Куда уж Змею с его забористой азиатской дурью.

Гвендолен приподнялась на локтях.

— Господин позволит мне попробовать? — спросила она с надеждой.

— Нет. Иначе ты не слезешь с меня еще несколько дней, а силы у твоего господина уже не те. Я принимаю это в терапевтических целях. Для бодрости. Что ты там записываешь, Рамон?

— Имена дам, которыми ты меня угощал, — ответил друг, не поднимая головы. — Не лезь не в свое дело и дай мне закончить.

Ливий неторопливо оделся и подошел к большому напольному зеркалу для того, чтобы уложить растрепавшиеся волосы. Гвендолен следила за ним полным тоски взглядом, свернувшись клубком под простыней.