Шрифт:
Тёмные.
Бестелесные, размытые, бесформенные. Сгустки памяти, пытающиеся вновь воплотиться. Им бы только тело, отданное по собственной воле. Лишь намёк на уступку, чтобы вырваться на свободу и из тени править этим миром.
А маленький ребёнок податлив. Альлеяль почти поддалась голосам, когда появилась Боле Грёжес. Девушка-призрак вырвала дитя из тьмы. Она протянула руку помощи, улыбаясь светло и по-доброму, несмотря на свои алые раны. Из-за Слеми ли, упустивших добычу? Или то были метки отверженной, забытой, брошенной? Если в роду о тебе не помнят после смерти, когда душа остаётся среди живых, есть два пути у бестелесного: возненавидеть или смириться, терпя немыслимые страдания.
Боле смирилась. Она никому не желала зла. Никогда. Поэтому уберегла от беды маленького ребёнка, вывела из лабиринта, ничего не попросив взамен. Улыбнулась на прощание и направилась обратно в бессрочное одиночество, оставляя за собой мерцающие красноватые капельки — следы раненой души.
На этом история могла бы завершиться, если бы не стечение обстоятельств. В поисках старшей дочери Лавин Грёжес спустилась в катакомбы и застала Альлеяль плачущей навзрыд. Девочка поведала историю призрачной девы, брошенной плохими людьми. «Ей больно и страшно. Давай заберём Боле домой!» — так забытое имя было произнесено впервые за века. Так выяснилось, что Альлеяль унаследовала от матери способность читать мысли. Только не людские — она понимала души, внимала голосам забытого, призрачного, того, что за гранью. Оттого немало проблем нашла на свою голову, оттого, когда ей исполнилось одиннадцать лет, отдала своё будущее счастье с избранником Зова за возможность выкупить особняк. Так и заявила, придя к матери:
— Мне не нужен Зов. Я желаю унаследовать этот дом!
Твёрдость тона и не по-детски серьёзный взгляд дочери заставили Лавин согласиться. Она не стала отговаривать дитя от опрометчивого шага, не поинтересовалась, почему та вдруг восстала. А затем отвела своего ребёнка в потайное святилище, где взымалась жертва за наследие, передав тем самым Альлеяль права на особняк, ей самой ненужный.
С той поры Альлеяль Грёжес владеет этими землями и домом. И хотя племянник выкупил владения и обосновался в родовом гнезде, ритуал наследования он не прошёл. И пока она жива, все права сохранит за собой.
За годы, прошедшие с первого посещения подземелья, Альлеяль многое узнала о лабиринте. До вступления в должность Настоятельницы Храма Амунаи, она, ведомая неясной тягой, излазила вдоль и поперёк это странное место в стремлении определить период его возникновения. Не удалось. Катакомб оказалось несколько. Они стелились ярусами. К одним имелись открытые подступы, а другие были давно завалены огромными валунами.
Изредка в поисках она встречала незнакомые письмена. Магия усиливала эмоции смотрящего на них, одаривая весьма разнообразными чувствами от панического ужаса до окрыляющей любви. И то, и другое приводило к безумию.
В тринадцать лет Альлеяль впервые столкнулась с опасной письменностью. Она потеряла рассудок, став ущербной и недалёкой. С магическим помешательством помогла справиться Лавин, свозившая дочь в дальние земли, затерянные среди лесистых холмов, и испросившая помощи у знахарей.
Арки — народ нелюдимый, но почитающий дев обители, поэтому они сразу отозвались. Двое суток потребовалось им, чтобы снять проклятье. И — во избежание опасных повторений — создать специальные амулеты, оберегающие от тёмного воздействия. Так же общее обучение в обители помогло справиться с неприятным потусторонним влиянием. Как и внеплановые занятия по магической самообороне.
Так Альлеяль научилась держать дистанцию с незримым, не позволяя ему оказывать пагубное воздействие на свой рассудок. С той поры она полностью защищена. И знает от кого. Память Тёмных коварна и всегда пытается проникнуть в беспокойный разум, дабы взять под контроль очередную марионетку. Малоизучена сила Слеми, но благодаря своим долгим наблюдениям, нынешней абонессе удалось выяснить, насколько они неистребимы. Даже умершие — живые. То самое зло, которое необходимо держать подальше ото всех.
Но…
Есть другое.
Запертое в нижних изолированных ярусах лабиринта и сдерживаемое столь мощными заклинаниями забытой магии, какие в нынешние времена не найти, не наложить — никто не вспомнит слов, не сможет провести ритуал. Знания утеряны, мастера давно умерли. Остались только узники глубоких подземелий, о которых ничего неизвестно. Насколько они опасны? Кем являются? Почему заперты? Провидица не ответит. Да и никто из ныне живущих не сможет. И потом — нужно ли лезть в эти дебри, когда и так проблем не счесть?
Альлеяль Грёжес уже несколько часов глядит на особняк, что содрогается от ярости Нэрьярда Висталя, всё больше завладевающего силами её племянника. Боле ещё держит оборону. После единственной пропущенной атаки не прорвалось больше ни всплеска. Алые полупрозрачные ручейки, стекающие по стенам, ширятся и образуют замкнутый круг у основания массивного строения.
Альлеяль напряжённо щурится, когда в хаотичном переплетении линий проступают очертания магической печати.
— Боле… — возглас заглушён порывом ветра.