Случаи нападок исподтишка среди служителей немногочисленны, лишь полные ничтожества переступают грань. Как правило, трения между храмовниками возникают на почве ревности или зависти, поэтому с недавних пор о клиентах предписано не распространяться ради собственного же душевного спокойствия. Да и меньше шансов вляпаться в неприятности. Хотя, следует признать, все хорошо осведомлены о том, кто с кем, как и когда, и у каждого свои методы добычи информации.

— Не могу дышать… — шиплю в горячую кожу своего поклонника.

Объятия сразу ослабевают, позволяя глотнуть воздуха.

— Извини. Соскучился! — на лице Орокиоса сияет восторженная улыбка.

Вот толстокожий! Как его внимание на кого-нибудь другого переключить?

Мукаи решает вмешаться:

— Слышал, у нас сегодня весьма необычное занятие? — вопрошает он с видимой задумчивостью. На озадаченном лице при этом читается: «Не могу вспомнить! Поможешь?»

Орокиос ведётся, как маленький.

— О любви будем говорить. О любви! — восторженно хлопает в ладоши.

Обретя свободу, отступаю на шаг.

— Что за бред?!

— Оттенок словесности, — долетает уточнение со стороны. К нашей троице приближается невысокая шатенка, облачённая в голубое сари с белыми лилиями. В её сузившихся глазах явственно читается сарказм. — Теорию танца отменили. Нам наказано освоить чепуху, которую принято шептать, сгорая от любви. А когда обучение завершится, следует заняться индивидуальной физической подготовкой.

Скорее всего, о спонтанном изменении расписания всем сообщили, пока я возилась с бароном.

— Лучше бы теорию танца оставили… — разочаровано кривлюсь.

На теории можно расслабиться, главное — запоминать с картинок традиционные одеяния разных народов, а остальное — приложится. Однако поэтика — муть! Слащавая и лишённая смысла.

Алзея явно со мною солидарна.

— Сегодня мы опять вчетвером, — хмуро сообщает она и её взгляд, направленный на Мукаи, ядовитее сорго — крылатой змеёвки, обитающей в ближайших предгорьях. Стоит этой земноводной твари дыхнуть на тебя зеленоватыми парами — прощай, свет распрекрасный! Тут даже целительная магия бессильна. А Владыка Рэк вряд ли откликнется. Не чета ему возиться с представителями иного мира.

Мукаи отвечает Алзее столь же недружелюбным прищуром — эта парочка откровенно не ладит.

Иронично оценив наш странный квартет, месяц назад сформированный для некоторых занятий, интересуюсь:

— Кто в преподавателях?

Ничего хорошего уже не жду, день явно не задался. Заучивать слащавости? Я слышала, что собираются ввести это направление. Но почему именно мы в роли подопытных крыс? Бред какой-то!

— Брутал, — кривится Орокиос.

Я его понимаю. Стоит вообразить плешивого очкарика с вечно пресной физиономией, вещающим возвышенные поэтические бредни, накрывает нелогичный приступ веселья. Этого преподавателя — Ляпо Соя — Бруталом зовут за глаза. В чистом виде издевательство, ибо тело у него субтильное до стручковой тонкости. Он приходящий работник, помогающий повару поддерживать порядок в кухне обители. Ответственности никакой, разве что иногда нас наставляет, как лоск наводить: тряпочкой орудовать, плиточки до блеска полировать. Хорошо хоть подобное издевательство происходит всего раз в неделю. И вот ныне специализация очкарика изменена. Невозможно понять — повысили в должности или понизили, но лишь представлю, как этот педант озвучивает романтические строчки — истерическое веселье накрывает новой волной.

Мукаи скупо улыбается.

— Не иначе он в чём-то провинился.

— Ага. Не туда кастрюлю поставил! — смеюсь.

Плечи вздрагивают, живот болит, остановиться не могу. Сил моих больше нет!

Зато есть спаситель — снова оказываюсь в объятиях воздыхателя. По голове поглаживает, спины касается, чуть похлопывая для пущего эффекта.

— Ну-ну, сейчас отпустит, — приговаривает на ушко, словно я дитё малое.

И веет от утешителя близостью необыкновенной, до нутра пробирающей. Невольно напрягаюсь и сквозь слезящиеся глаза ловлю задумчивый взгляд Алзеи. Возраста мы одинакового, клиентура у нас разная, но по социальному статусу близкая — нет места трениям на почве служения. Может, она глаз на Орокиоса положила? Знать бы — отдала ей этого парня, не задумываясь! Прямо спросить? Неуместно как-то. Остаётся гадать, с чего такое пристальное внимание. Этот ярко выраженный кошачий прищур ни с чем не спутаешь.

Эхо шаркающих шагов переключает моё внимание на приближающегося человека. Орокиос отступает, освобождая обзор. Так и есть — Брутал. Одетый непривычно цивильно: серый костюм застёгнут на все пуговицы и отглажен до стрелочек на штанинах и… локтях. Последнее — явный перебор. Подойдя к постаменту с крылатой статуей, Ляпо Соя старательно распрямляет плечи. Не особо преуспевает в этом из-за своей сутулости. Тут по желанию осанку не исправишь: возраст не тот, да спина закостенела — ему на днях тридцать семь стукнуло. Вообще-то не старик, но… Нет времени разбираться, почему с древностью ассоциируется.

Новоиспечённый наставник прокашливается. Неужто собирается в полный голос ораторствовать? Судя по надменному изучению наших макушек, догадка верна. Воистину, спаси порок наши уши! Хоть бы какой клиент нарисовался вне графика!

Очередное «кхе-кхе!» и пытка начинается:

— Дети мои… — Когда это мы столь обмельчали? — Позвольте познакомить вас с величием слова. С великим слогом, рождающим в душах людских светлую радость и необъятную грусть. Оттенками поэтической образности столь живыми, многогранными и истинными, что мы не можем пройти мимо прекрасного веяния искренней привязанности одного живого существа к другому. Любовь — это чудо, соединяющее разрозненное в целое…