Задумка ясна. Правда, удастся ли сделать рикошет? Невооружённым глазом видно, что монументы припылены отражающим веществом, но проблема в другом — как точно просчитать угол отклонения для прямого попадания во второго Прели? Меткость — слабый навык.

Эх, выбирать не приходится.

— Вы понимаете, что это самоубийство? — уточняю, оценивая каменных чудовищ по росту. Большая их часть оказывается крупнее, некоторые менее габаритны, лишь парочка соответствует заявленным требованиям.

Ответ Ари Шамэи лаконичен:

— Ты справишься.

Какая уверенность. Мне бы не помешала.

— Смерть в мои планы не входит, — предупреждаю, обходя кругом выбранного Прели. Брюхо у него великовато, конечно, зато во всём остальном идеально подходит. Ляг я на пол и вытянись во весь рост, наши головы и ноги окажутся на одной линии. Оцениваю расстояние до зеркала. Шагов тридцать. Придётся попотеть.

— Отступи на десять шагов, затем вправо на половину счёта.

Услышав очередное наставление, выполняю.

Ари Шамэя продолжает:

— В зазеркалье любое использование магии непредсказуемо, даже иллюзии получаются рваными...

Теперь понятно, почему комната была в «дырах», когда я только пришла в себя и обнаружила рядом ложного Орокиоса.

— …Лишь при воздействии на материальные объекты ненадолго появляется статичная среда. Нам должно хватить времени, чтобы выбраться отсюда. Сосредоточься, Ариш. Для отражения луча наметь цель. Подойдёт этот крупный Прели.

Образ неожиданно всплывает в моём сознании. Не представляла, что мы способны так общаться. Это откровение.

Отринув лишние мысли, я сосредотачиваюсь на окаменевшем существе, возвышающемся надо мною на полкорпуса. Его сородич, что мне по росту, находится поближе к зеркалу. Концентрируюсь на массивном Прели. Прислушиваюсь к меняющимся ощущениям и улавливаю в груди лёгкое дрожание, которое скручивается в подобие жгута, незримо соединяя нас. И почти сразу меня охватывает смятение, неподвластное разуму, а когда эмоции отпускают, в душе остаётся тоскливая безысходность, связанная со вторым выбранным монстром. Эти двое некогда были парой. Семьёй. Самец защищал самку до последнего.

Прежде чем удаётся свыкнуться с неожиданным открытием, меня сильно качнуло от невесть откуда прилетевшего ментального удара. Пространство разума расступается, и я вижу то ли прошлое, то ли будущее, то ли настоящее. Не в силах разобраться, не в состоянии шелохнуться, с ужасом наблюдаю за происходящим.

***

Передо мною, уверена, личные покои Ваниуса фон Триса. В них преобладают красные и золотистые тона. Барон быстро пересекает комнату, ныряет в гардеробную, дёргает скрытый магический рычаг и открывает потайную дверь.

Гардеробная — выход в огромную залу, от пола до потолка выложенную крупной чёрно-белой плиткой, отбрасывающей блики в призрачной яркости светильников. Над головой вошедшего — полукруглый балкон. Спустившись в зал по лестнице из четырёх ступеней, барон доходит до центра и останавливается. В сальном взгляде, мечущемся между множеством расположенных по кругу дверей, предвкушение.

Обитель его порочности…

Я с шумом вдыхаю ароматы греха: вязкого, словно смола, необратимого, как смерть.

Обитель его праздности, насыщения, вседозволенности. Здесь выпивается до дна чужая магия, а опустошённый источник гибнет. Мерзавец питается раз в месяц, преумножая свои силы. И качество «еды» всегда стоит для него на первом месте. Все его жертвы — Хвори. Беспутные, потерянные, глубоко спящие и не способные наследить, чтобы их нашли служители Храма Амунаи. Эти девушки — слабые. Им далеко до сильных, развитых, статичных жриц, прикрытых мощной защитой обители, через которую ему не пробиться. Не пересечь границы, пока на страже стоит богиня Амун. Из-за неё он вынужден довольствоваться малым, лишь на время утоляющим голод.

Наконец-то определившись с дверью, барон приближается к ней и оглаживает чёрную гладкую поверхность, снимая блокирующую печать. Душераздирающий скрежет металла холодит кровь. Страшит забившуюся в дальний угол комнаты пленницу, облачённую в заляпанное грязью ночное одеяние. Её выволокли из постели родного дома, тащили по сырой земле, связав магическими путами. А потом заперли в этом ужасе без окон, с царящим вокруг алым полумраком. Из мебели — кровать. Широкая, отмеченная кровью, кем-то измятая. Ваниус фон Трис улыбается, изучая невинный цветочек. В широко распахнутых глазах девушки паника, губы дрожат, бледная кожа покрыта тонкими голубыми прожилками. На шее пульсирует в сумасшедшем ритме жилка.