– Зюня, как Сонины почки? Как она себя чув.-ствует?
– сказала Клара.

– Ничего, спасибо, Кларочка. Ну, Моня? Это ведь не шутки!

– Ты насчет чего?

– Насчет Гриши.

– Насчет Гриши? А что насчет Гриши? Ты что-то говорил насчет Гуточки, так Гуточке я написал.

– Моня, ты." идешь на кухню? Принеси стакан воды для ландышей.

– Иду, дорогая! Давай, Зюня, твой портфель, я высыплю наконец картошку, сколько можно держать ее в руках!

– Я пойду с тобой. Ты шутишь, Моня,-сказал брат в темном коридоре,- а я шутить не имею права. У меня Боря не консервами занимается. И ты с этим фактом тоже обязан считаться.

Надо сказать, что Гуточка работала в Кишиневе на консервном комбинате.

– И как же я обязан считаться, по-твоему?

– Боря военный, и другой профессии у "него нет - раз. Леня уже в девятом классе, и на будущий год хочет поступать в Институт международных отношений ты знаешь, какой он способный мальчик, какая голова,- это два. Кто-нибудь из Штейманов был дипломатом?

– Ты думаешь, уже пора кому-нибудь быть?

– У мальчика мечта с седьмого класса! Он идет в школе на золотую медаль, первый ученик! И все может перевернуться! Я пришел для серьезного разговора, Моня.

– Высыпь наконец картошку, что гы с ней носишься! Вот ящик!

– Подожди! Выслушай меня! Я пришел просить тебя оставить все так, как было последние пятьдесят шесть лет. Пятьдесят шесть лет у тебя был один брат и у меня был один брат. Я не спал всю ночь, я думал, что нам делать.

– Ты думай, что тебе делать,- пробормотал Моня, припертый Зюней к газовой плите.

– Подожди! Чем Гриша занимался эти пятьдесят шесть лет, ты знаешь? И я не знаю. А если мы спросим его, ты уверен, что он обо всем скажет правду?

"То, что Зюня говорит, вполне вероятно, Гришин приезд, может, каким-то образом и усложнит жизнь детям..."-подумал Моня, но открывшаяся вчера возможность увидеться с Гришей уже слилась со всеми его чувствами и мыслями и отказаться от встречи было бы безумием.

– Ну, Моня?

– Что ну? Я не знаю, что ты от меня хочешь!..

– Ты не знаешь! Ты не знал, что делал, когда избил мальчишку за какой-то пустяк! Ты не знал, что делать, когда он удрал! Ты не знаешь, что делать, когда ему взбрело приехать! Я дам ему телеграмму, Моня.

– Какую телеграмму?

– Международную телеграмму от твоего имени.

– Чтобы он не приезжал?

– Чтобы он подождал до будущего года. Он уехал-кого-нибудь спрашивал? Теперь он прибывает, тоже никого не спросив, а так, с бухты-барахты!..

– Через год кого-нибудь из нас может уже не быть.

– Значит, такова судьба!

– Нет, причем здесь судьба! Гриша решил приехать, и я не могу сказать ему "не делай этого". Потому что его желание увидеть нас естественно. А то, что говоришь ты, очень серьезно, но разве я могу тебе помочь? Разве я могу пойти против того, на что надеялся всю мою жизнь?
– монотонно и тихо, как самому себе, пробубнил Моня, но Зиновий Захарович услышал все до единого слова.

– А, я так и знал! Твой старческий эгоизм!..

– Я бы тоже на твоем месте защищал свое дитя телом своим от любой неприятности, Зюня...

– Я пошлю телеграмму!

– Нет, Зюня, я ведь сказал - нет, ты этого не сделаешь.

– А если я сделаю?

– Прокляну в синагоге,- устало понурился старший брат. Надо сказать, что один раз в году, двадцать второго июня, Моня ездил в синагогу, чтобы там, в своей, как он говорил, компании, послать проклятие праху Гитлера.

– А!
– вскрикнул презрительно Зюня и стал ходить по кухне большими шагами.-Кто они мне, твои старые бездельники! Торчат там от скуки! Плевал я на них!

– Больше я ничего не смогу сделать, Зюня, больше нам с Гришей нечем защититься.

"Бедный Зюня, он, конечно же, не спал всю ночь, у него совершенно больные глаза, глаза мамы, когда она стонала: "Гриша, Гриша, Гриша!.." Бедный Зюня, он всегда оставался средним братом, даже когда пропал Гриша, он оставался средним и для всех, и для мамы... Бедный Зюня, от него всегда больше требовали, чем ему давали... И что делать, он всегда был из тех людей, с которыми почему-то приятно быть жестоким каждому... Бедный, бедный мой брат!.."

– Высыпь картошку, что ты в нее вцепился! И Зюня высыпал и потряс портфелем, чтобы вытряхнуть из него грязь.

– А я... Подожди, я забыл, зачем пришел... Стакан!

– Что же будем делать, старший брат?

– Ничего! Разве что припасать хорошее вино!

– Перестань прикидываться дурачком!

– Купить хорошее вино и ждать! Ждать и предвкушать радость великую!

И Моня открыл кран. Задрожала крашенная масляной краской труба, струя вырвалась, толкнулась в старинную проржавевшую раковину, потом в стакан, выскочила из него сумасшедшим фонтаном, оплескала пол и стены, брызги полетели по всей кухне, оросили пространство...