Сейчас же, я будто обновилась, перезагрузилась. Признала возможность того, что ошибки бывают у всех. И у меня, в том числе. И из-за них не стоит опускать руки, казнить себя до конца дней и ставить крест, как на личности. Ведь главное – осознание ошибки, а значит, минимальная возможность допустить ее повторение в будущем.

– Через сколько сможешь? – возвращает меня в реальность Катюшка. – Хочу в душ сбегать, а потом небольшой столик организовать. Родители кое-чего вкусного в чемодан впихнули, будем дегустировать. Отказы не принимаются. Мне одной все не осилить.

– О, даже так? – подхватываю ее легкий тон. – Тогда я дома не ужинаю, хватаю пушистика и все его прибамбасы и сразу к тебе. Как буду выезжать, маякну.

– Договорились, – Ионова посылает воздушный поцелуй, и я разрываю связь.

До квартиры добираюсь в течение получаса, с Семеном собираемся быстро. Он, молодец, все прекрасно понимает, потому без капризов устраивается в переноске и спокойно выдерживает короткий переезд.

Пока подсказываю таксисту, как лучше припарковаться в хитросплетениях яйцеобразного изогнутого двора Катюшки, вижу входящий звонок от не-свекрови. Не отвечаю, потому что пока не до нее. Вот совсем.

Решаю перезвонить позже, тем более, мы уже паркуемся. А затем теряю эту мысль, поскольку вижу Катюху, пританцовывающую в тапках и пуховике у открытой двери подъезда.

– Хватай Сёмку и быстро домой, – командую ей, замечаю еще влажные после душа волосы, торчащие из-под капюшона, – еще не хватало простыть и заболеть на новый год.

– Хорошо, мамочка, – сияет широкой улыбкой язвочка, но делает, как велю. – Квартира сто двадцать четвертая.

Киваю, показывая, что услышала, и переключаюсь на водителя. Расплачиваюсь, забираю три сумки кошачьего имущества, когда тот открывает мне багажник, и только потом топаю в подъезд.

В гостях у Ионовой я впервые. Так что вечер проходит не только за дегустацией блюд, которыми она уставляет стол, но и за изучением жилплощади. А также в обсуждениях геройства Семёна.

Я без утайки рассказываю о подвиге кота, набросившегося на Вадима, чтобы меня защитить, а также о последующей поездке в ветклинику. Ожидаю обиды или того, что меня отчитают, переживая за питомца. По глазам же вижу, как Катя настораживается и волнуется.

Но хозяйка лишь еще больше затискивает своего любимца и открывает для него какой-то новый пакетик корма.

– Сёма, заслужил, это тебе за рыцарство, – комментирует она свои действия.

– Мя! – выдает пушистый красавец и набрасывается на новое лакомство так, словно его год не кормили.

Мы же, смеясь, переключаемся на свои девчачьи темы, которые и обсуждаем пару часов к ряду.

О пропущенном звонке А.Б. вспоминаю, когда решаю проверить время на телефоне, чтобы вызывать такси домой.

– Начало десятого, не звони, – предлагает Ионова, кривя смешную моську.

Я ей кратко, в пару предложений описала маму Вадима, но и этого оказалось достаточно, чтобы Катюшка составила о ней собственное представление.

– Неудобно, да и лучше сейчас, чем завтра она вновь нагрянет ко мне с визитом.

Озвучиваю собственное мнение и нажимаю зеленую кнопку вызова.

– Здравствуй, Мария, – произносит спустя четыре гудка Кравцова. Недовольство в голосе так и клокочет, будто я ее уже успела смертельно обидеть. – Уже и не ждала, что ты включишь сознательность и перезвонишь.

Пропускаю шпильку мимо ушей. После веселых посиделок у Ионовой реагировать на негатив и брать на себя непонятную вину нет желания.

– Набрала, как только освободилась, – говорю после приветствия.

– Твой рабочий день заканчивается в шесть, сейчас же двадцать один двадцать пять, – информируют меня.

И замолкают.

Неужели А.Б. ждет, что начну объясняться и отчитываться о своих действиях, чтобы меня простили непонятно за что.

Зря.

Не буду.

– Я в курсе, – произношу вслух и мысленно пожимаю плечами.

Хоть двадцать три ноль семь. Или даже за полночь.

В чем проблема-то?

– М-да, Мария, – тяжело вздыхает трубка голосом Аллы Борисовны, будто я совершила тяжелый грех и нет мне больше прощения. А в следующий момент ошарашивает. – Вадичка в больнице. Доставили на скорой. Мне позвонили около шести вечера, что он очень и очень плох. Я сразу набрала тебя. А ты…

– Что с ним? – перебиваю.

Ждать, когда Кравцова решит повторно излить на меня непонятную обиду нет желания.

– На него напали, как я поняла. Все так сумбурно… и я в таком шоке… аж сердце колет, не переставая… и эти, медсестры, чтоб их, ничего толком не объяснили…

– А вы ездили к нему? Разговаривали с врачом? – спрашиваю, догадываясь об ответе.

– Я надеялась, что это сделаешь ты, потому что…

О боже мой…

Она реально меня бесит.

Её баранья упертость, что я – гражданская жена, а потому должна взвалить на себя все обязанности и нести этот крест до самой смерти уже даже не смешит, а раздражает.