Повисла тишина. Подул холодный утренний ветер, и Еву передёрнуло.

— Ты совсем замёрзла! — воскликнул голос рядом с ней. — Пойдём к нам, всё равно поговорить надо, а до больницы делать большой крюк — далеко ты забрела…

— Куда идти-то?..

— К морю. Там Николай нас ждёт. Была когда-нибудь у него на маяке?

«А вдруг, — думала Ева, глядя широко раскрытыми глазами на горы вокруг себя, — я всё-таки сошла с ума, и все они лишь моё воображение? Вдруг я так долго была в одиночестве, что создала себе отдельный мир с лучшими на свете героями? Но как же… Я действительно прыгнула со скалы, не могло же мне это привидеться. Или могло?»

— Ты слишком много думаешь, — вдруг произнёс голос где-то совсем рядом. — Тебе бы отдохнуть, по-хорошему, ты и так перенесла много всего. И перестань, пожалуйста, думать, что ты сумасшедшая, тебе это не к лицу.

Ева со своим невидимым спутником вышла на пустынный пляж и, увидев вдали маленькую лодочку с белым парусом и красивый полосатый маяк, пошла к ним, подставляя лицо уже прогревшемуся за утро ветру. Рядом с Евой под ногами Кристиана зашуршала галька.

— Как быстро солнце встаёт, однако, — сказал он, поднося руку к глазам. Ева медленно широко улыбнулась, увидев, как в ясных утренних лучах начинает проявляться полупрозрачный тёмный силуэт с длинным платком на шее. — Ещё пять минут назад оно было за горой, а сейчас уже золотит её верхушки.

— Скажи… Как мне к тебе обращаться?

Тот усмехнулся и покачал головой из стороны в сторону.

— Ты всё ещё можешь звать меня Кристиан, если тебе так больше нравится. В конце концов, это ты дала мне такое имя.

— Да… Да, я помню.

— Единственное, чего я хочу, Ева, так это то, чтобы ты осталась моим другом, а как ты будешь звать меня, мне, если честно, всё равно.

— Спасибо, Кристиан. Спасибо.

Они ещё некоторое время шли по мокрой шуршащей гальке, тяжело переставляя ноги и проваливаясь сквозь камни. Ева не могла отвести глаз от Кристиана: с каждым шагом его полупрозрачный образ становился всё чётче и чётче, постепенно принимал знакомую форму и набирал красок, и чем выше поднималось солнце, тем сложнее было его лучам проникать сквозь его тёмный силуэт.

— Ну, вот и наш герой! — услышала Ева бодрый весёлый голос, когда они подошли к маяку. — Эй, где это ты так промокла? Ты же простудишься, дорогая моя! Пойдём скорее, примешь горячий душик, и никакие демоны будут не страшны!

Николай был сегодня в особенно хорошем расположении духа. Ева не знала, было ли это связано с последними событиями или просто он решил сменить гнев на милость, но внутри маяка было уютно, вода была горяча и приятно согревала замёрзшую кожу, угощения, поданные им к чаю, были вкусны, а все собравшиеся за столом были готовы встать на защиту Евы горой, и это знание вселяло в её душу необычайное чувство уверенности, которое распирало изнутри грудную клетку.

— Никогда не видел брата в таком смятении, — тихо заметил Гавриил, наливая чай, и по-доброму усмехнулся. — Что ж ты с ним делаешь, Ева?

Девушка подняла глаза на близнецов и с каким-то странным, но приятным чувством увидела за их спинами большие русые крылья, отливающие в лучах солнца в золото.

— Знаете, а я тут вспомнила… — медленно начала она, размешивая ложкой сахар. — В ночь на пятницу — на ту самую пятницу, когда я впервые встретилась с ним — мне приснился конец света. Я уж точно не помню, что там было… Сначала я вроде как была у себя в квартире. На улице почему-то было темно, как ночью, но только я знала, что это была не ночь, а как… Не знаю… Солнечное затмение, что-ли? Потом прилетела огромная стая орлов. Они были везде: на крышах, на фонарях, даже залетали в дома и нападали на людей. Там было ещё много катаклизмов, но я уже не помню сейчас все, поэтому врать не буду. Потом я переместилась в какой-то странный городской район посреди пустыни, в котором абсолютно никого не было, кроме пустых многоэтажных домов, выкрашенных в белый, таких же пустых магазинов и ухоженного, но тоже пустого парка. Я пошла по аллее, и тут отовсюду стали выползать змеи. Их было так много, что я не могла сделать ни шагу, не наступив на них, а они всё прибывали и прибывали… Потом я снова оказалась у себя в квартире, но вскоре вышла из неё на улицу, а рядом со мной шёл Иуда. Он много чего мне рассказывал, уже не помню всё… Он говорил мне про Христа, про своё детство, про то, как однажды укусил Иисуса… Он что-то ещё мне рассказывал, уже не помню… А потом… Потом, потом… Небо над нами вдруг потемнело, будто перед грозой, только тучи были не тёмно-синие, как обычно, а насыщенного бордового цвета… Пошёл кровавый дождь, и на этом я проснулась. Вообще-то ничего необычного, я ведь тогда заснула над Библией… Я делала какую-то работу, связанную с искусством, и… Вот. А людям часто снятся непонятные сны, просто кто-то их помнит, а кто-то — нет. Мда… Память — она такая… Подводит иногда, ну так это ничего, ведь, если человек умён, он сможет воссоздать хронологию собственной жизни, верно? Мне только Амнезиса жалко, у него и воссоздавать-то нечего…

— Ева? Ты чего? — обеспокоенно перебила её Дуня, поднялась со своего места и подошла к девушке, но та, кажется, не слышала её.

— А ведь какая ещё штука есть, — продолжала Ева, глядя пустым взглядом на дно чашки. Создавалось впечатление, будто её мысленный поток вдруг стал слишком мощным для черепной коробки и, уже не помещаясь в ней, вырвался наружу несколько бессвязными фразами. — Иногда так бывает, что сон и реальность, обыкновенно существующие как две отдельные действительности, почему-то сливаются и становятся для человека единым целым: грань между ними стирается, и человек, ведомый известными одному ему образами, скачет по этим двум мирам, как горный козлик со скалы на скалу. Да, со скалы на скалу. Шут вот тоже недавно учудил: побежал в горы и, конечно, сорвался! Ну кто выбирает для побега горы, скажите мне? За море надо было бежать, за-мо-ре! Там и тепло, и финики растут, и, глядишь, кто-нибудь добрый на яхте подберёт и отвезёт в эту… Как называется-то… Ливадия? Нет, не Ливадия… Ликия, точно! Хоть сейчас бери и маршрут прокладывай! А что, я и проложу, и начерчу… Да что прокладывать, если Шут всё равно не знает, где это? А вот Амнезис… Амнезис-то, может, и бывал там. Его же на берегу моря нашли, вы знали? Да, на берегу моря, представляете? Идёт вечером Фома Андреевич домой, а тут человек лежит без сознания! Фома Андреевич, конечно, не прошёл мимо — пришлось вернуться… Человек приходит в сознание и ничего не помнит, совсем! Так до сих пор и не вспомнил… А ведь, кто знает, может, его как раз из этой далёкой страны, из Ливадии-то и принесло… Нет, не из Ливадии, из… Как оно?.. Забыла. Ну ничего, бывает. Так, о чём я говорила?

— О кровавом дожде, — угрюмо произнёс Николай, спускаясь вместе с остальными по лестнице. Пока Ева что-то увлечённо рассказывала, близнецы осторожно подняли её на руки и понесли на выход, к морю, потому что сама она не стояла на ногах и постоянно падала.

— Да, точно, о дожде. Вот весна выдалась холодная, в апреле ещё снег везде лежал и метели шли, разве только в самом начале, сразу после марта было удивительно тепло, я даже помню, как в одном платье ходила, зато потом… Май я, правда, не помню… Не знаю почему… А действительно, где я была в мае? Хм… Странно… Не помню… Но лето в этом году какое-то жаркое — когда вот последний раз был дождь?

— Вчера вечером, — усмехнулся Николай, помогая братьям подняться на яхту. — Ночью буря была, штормило будь здоров. Тогда же Ада утонула, которую ты сегодня утром хоронила, не помнишь?

— Что Ада? — не поняла Ева, стараясь держать слипающиеся глаза открытыми. — Бриллиант Ада? Цветок Ада?

— Цветок, цветок, — пробормотал Николай и натянул паруса: те пару раз хлопнули, задрожали и, наполнившись солёным морским ветром, раскрылись. Встав у штурвала, Николай обернулся назад, на берег, и, цокнув языком, недовольно покачал головой из стороны в сторону. — Шторм надвигается. Скоро будет гроза.