Яхта на полной скорости понеслась в открытое море. Тонкая тёмно-серая линия пляжа становилась всё меньше и меньше, пока совсем не слилась с огромными горами позади себя, а светлая набережная, украшенная, как ожерельем, белыми бусинами фонарей, постепенно уплыла куда-то влево, где уже начинал просыпаться ленивый разноцветный город. Ветер переменился, и теперь маленькая лодочка с острым белым парусом шла параллельно кажущейся такой близкой, но на самом деле такой далёкой земле. Проплыли пирс с двумя рыбаками на нём, почти пологий склон, в центре которого белела, как жемчужина, больница, большую мохнатую гору, напоминающую скорее медведя, который никогда не выходит из спячки, полузаброшенную лодочную станцию, огромную пустую баржу, пугающую своим угрюмым видом, и ещё много чего интересного, чего Ева прежде никогда не видела и не могла видеть. Она сидела на корме рядом с Николаем и внимательно следила за проплывающими мимо маленькими домиками, лодками и людьми, словно всё вокруг неё было фильмом со множеством кадров, а все остальные сгрудились на носу яхты и что-то тихо там обсуждали.

— Что-то так спать хочется, — протянула Ева, широко зевнув. — Вроде спала хорошо, сон крепкий был…

— На твоём месте я бы не был так уверен в этом, — бросил ей через плечо Николай, даже не глянув на Еву. — Ты бы вздремнула полчасика, тебе полезно.

Кристиан обернулся назад и с опаской посмотрел на большие чёрные тучи, быстро ползущие от берега в сторону моря. Где-то в горах блеснула неясная, ещё кроткая и совсем робкая молния, и в её свете Кристиан увидел маленький крылатый силуэт, парящий прямо под грозовыми облаками.

— Правда, поспи, Ева, — сказал он, не сводя глаз с фигуры в небе, и накрыл её сверху пледом. — Нам всё равно плыть ещё довольно долго.

Все, кто стоял в тот момент на носу, тоже видели парящую тень, иногда пропадающую в тучах. Гавриил близоруко прищурился и слегка пошевелил крыльями, разминая их перед полётом.

— Одну минуту, друзья, — сказал он, готовясь взлететь. — Я сейчас вернусь.

Опасно было в этот момент находиться в небе: тучи, пропитавшиеся насквозь мглой, как чернилами, тяжело висели под небосводом и грозили в любой миг обрушиться на землю проливным дождём; ветер, до этого жизнерадостный, но спокойный, раздражённо свистел в ушах и с необъяснимой злостью трепал парус, всё быстрее гоня по скрытому куполу неба мрачные облака, а поднявшиеся большие волны, словно волки, почуявшие добычу, голодно облизываясь в предвкушении, вставали своими белыми пенистыми лапами на борта лодки и так и норовили заглянуть в неё холодными солёными мордами. Гавриил потуже затянул волосы и, громко хлопнув крыльями о воздух, поднялся вверх, навстречу тучам, где часто мелькали молнии и слышался глухой гром, напоминающий скорее рёв дракона. Гавриил упорно летел прямо в самое сердце грозы, не выпуская из виду маленький тёмный силуэт на вершине горы, и ветер, увидев в небе нежелательного гостя, сильнее задул в его строгое, угловатое, с резкими чертами лицо, смягчённое спокойным и уверенным взглядом, желая сбить Гавриила, вывернуть его большие, могучие крылья и сбросить в холодное бушующее море. Но Гавриил всё равно летел.

На самой вершине, там, где крутые высокие скалы практически доставали сухими можжевеловыми кустами животы плывущих в сторону моря тёмных воздушных китов и едва ли не вспарывали их своими острыми вымпелами, равнодушно положив руки в карманы, стоял Бесовцев. Он видел и лодку, в спешке покинувшую маяк, и сидевших в ней больших коричневых птиц, и рыжий огонь, и гитариста, и белое золото, сверкающее ослепительно ярко даже без солнца, и знал, что этим золотом были волосы замечательной души, от которой зависела дальнейшая судьба не только его правителя, но и всего мрачного тёмного королевства. Бесовцев никогда особо не надеялся — по крайней мере, он так думал — и привык смотреть на вещи объективно, прилагая, между тем, все свои усилия, чтобы достичь лучшего, которого желал. И сейчас он тоже старался не думать о том, что Ева по их старой дружбе спустится вслед за повелителем в то место, которое они сами, его жители, избегали называть по его настоящему имени, предпочитая более романтичное название «тёмное и мрачное королевство»: сейчас Бесовцев, стоя на краю обрыва и скидывая мыском туфли в море мелкие камушки, со свойственным ему упорством убеждал самого себя, что Ева выберет Рай, причём в мыслях он говорил это так твёрдо и уверенно, как будто она уже это сделала.

— Здравствуй, Гавриил, — не глядя сказал Бесовцев, когда позади него захлопали чьи-то большие массивные крылья.

— Здравствуй, мой друг, — тихо ответил ему Гавриил, подходя чуть ближе и поднимая голову кверху: прямо над ними на расстоянии вытянутой руки висели чернющие тучи, какие, наверное, не помнили даже старожилы. — Ты, кажется, хотел о чём-то поговорить со мной? — осторожно спросил Гавриил, видя, что Бесовцев не спешит начинать разговор.

— Да, — просто ответил он, разворачиваясь лицом к гостю. — Господин Дьявол желает встретиться с вами у Золотых Ворот.

— Только со мной?

— Нет, со всеми, в особенности со своими братьями и госпожой Евой.

Гавриил тихо усмехнулся.

— Пока она не ваша госпожа.

— Не могу не согласиться, пока «госпожа» — это просто вежливая форма обращения.

— …Но вы надеетесь, что в скором времени это изменится? — чуть надавил Гавриил. Бесовцев отвёл взгляд и от нечего делать посмотрел вниз, на белую лодку с острым парусом, стремительно уплывающую прочь.

— У демонов не принято надеяться.

— Надежда свойственна любому живому существу, мой друг, вы просто её не признаёте.

— Может быть, но в нашем царстве мало кого можно найти живым, по крайней мере, душой.

Гавриил, конечно, мог возразить, но спорить не стал.

— Предполагаю, Сатана хочет встречи, чтобы Ева сделала свой выбор?

— Не знаю, если честно. Скорее он хочет объясниться и узнать, к чьей стороне она склоняется, вряд ли сегодня дело дойдёт до выбора, однако, если она готова его сделать…

— К сожалению, это невозможно, — с коротким вздохом сообщил ему Гавриил. Бесовцев нахмурился.

— Почему?

— Ева сошла с ума от осознания, что всё это время была рядом с Сатаной.

Сначала повисло молчание, а затем Бесовцев громко расхохотался диким, немного истеричным смехом.

— Вот уж дудки! — воскликнул он, отсмеявшись. — Не думаю, что такая маленькая проблема, как чьё-то сумасшествие, помешает ему — ему! — вести переговоры. Я бы даже сказал, что это упрощает задачу, ведь подсознание обыкновенно отвечает гораздо искренне и честнее сознания.

— Может быть, однако разговаривать сейчас с Евой не представляется возможным: вы можете поговорить с ней, и она даже вам ответит, но знайте, что она говорит о чём угодно, только не о сути нынешнего дела, игнорируя наше существование как нечто заранее абсурдное.