Когда Деус Ним, а вслед за ним и преданная Кагата Киг заявились к нам на порог, в гостиной, кроме нас с Сио Лантием, не было ни души. На противне остывал ароматный пирог, который Пересечень только что изготовил в четыре руки, и профессор без зазрения совести отломил от пирога кусочек.

– Горячо! Вкусно! – похвалил он, дуя на пальцы. – Так, ну что у нас тут? Все в сборе? Все готовы?

– Спускаться в Цитадель Мучений? – пискнула я.

– Ну разумеется! – гаркнул Деус Ним и вытащил из чёрного кожаного портфеля банку с пауками-ткачами. – Крылья есть, мелочь в сборе. Если у вас остались какие-то срочные дела, тогда быстро их завершайте и встретимся у скважины завтра утром.

– Да, давайте завтра, – поддержал альтернативу Сио Лантий, краем глаза наблюдая за выражением моего лица. – Нам нужно время, чтобы кое с кем попрощаться, – обтекаемо добавил он.

Раздражённый, сверх меры вспыльчивый Деус Ним широким шагом покинул гостиную и едва ли ни бегом рванул от крыльца к калитке.

– Ему уже не терпится, – вздохнула Кагата. – Да и мне, по правде, тоже. Хочу поскорей к Вратам. Здесь меня ничто не держит.

– Хорошо тебе, – заикнулась я, но моментально прикусила язык. – И меня ничто не держит. Ну почти, – соврала. – Тогда что, встретимся завтра?

Кагата кивнула и шутливо отдала честь.

Завтра мы условились собраться сразу у сверхглубокой скважины, которую геологи прорыли на свою беду на окраине города. Именно эту скважину и прозвали Цитаделью Мучений, именно к ней люди опасались подходить ближе, чем на километр. Она была в несколько рядов обнесена забором из колючей проволоки и табличками со всякого рода предупреждениями. Нам четверым ничего не стоило проникнуть за ограду, поскольку у каждого из нас имелись крылья.

Меньше всего хотелось думать о завтрашнем дне. Мои мысли дружно толклись вокруг драконьей персоны и влекло меня туда же, к нему. В особняк, полагала я. Он же туда смылся?

Наш дом был объят тишиной. Мы молча сидели за столом – маленькие, большие, странные. Громко отмеряли время стрелки напольных часов, этой рухляди и древности, которую почему-то не стали сдавать в утиль.

Ни Сио Лантий, ни Инычужи предпочли ничего не спрашивать, когда я вдруг отодвинула от себя тарелку с недоеденным куском пирога, очередным произведением кулинарного искусства от Пересеченя, вскочила и чуть ли не пулей вылетела из гостиной во двор.

«Они должны попрощаться», – шепнула Путеводная Нить недоумевающему Вору-Кошмарнику. Тот аж слезу пустил. Вот так драма!

Но не прощаться я бежала к сыщику, нет. Для нас должно было родиться новое начало и новые смыслы. И казалось непростительным, что он планирует это начало там, один, без меня.

Где-то под конец моего забега, на улице с дворцами и беломраморными статуями, Ли Фаний Орл на полной скорости вмазался в меня. Похоже, он тоже совершал забег. Его лицо сравнялось цветом с каменными ликами статуй, дышал он рвано, а в глазах застыл такой неподдельный ужас, словно он смерть свою во плоти увидал и убегал как раз от неё.

Сейчас я была для него чем-то вроде обетованного света в конце туннеля.

– Нойта! – воскликнул он, хватая меня за плечи. – Нойта…

Вцепился в меня, обнял, дрожа. Да что с ним такое?

С горем пополам удалось его успокоить, заверить, что всё в порядке и мир не рушится, а затем отвести беднягу в ближайшую кофейню за углом.

Мы сели за столик, и я заказала себе кофе покрепче, а для него воды с успокоительным. Впервые видела сыщика таким взволнованным и беспомощным. Откуда эта дрожь? Почему он и двух слов связать толком не может? Что приключилось-то?

Я осторожно задала ему эти вопросы, и, лишь когда он хлебнул успокоительного, его речь стала более или менее связной.

– Ход к колодцу в моём доме… Я не заметил, как прошёл по нему. Какая-то сила заставила меня наклониться, и я едва не упал. Всё происходило как во сне, словно в трансе, под гипнозом. Не знаю, не знаю… – бормотал Ли Фаний Орл, истончившимися пальцами хватаясь за горлышко гранёного стакана. – Что-то тянет меня вниз, глубже и глубже. Может, на мне тоже какое-нибудь проклятье лежит?

Мы вернулись к нам домой, к Инычужам и высокой изгороди, за которой жил Даритель. Здесь поблизости не наблюдалось ни колодцев, ни ям, но сыщик сделался до того пугливым, что избегал даже просто сливных отверстий. Он залёг у меня на втором этаже – повыше к небу, подальше от каких бы то ни было углублений – и жаловался Птице-Весень на своё ужасное самочувствие.

– Я что, теперь и в море искупаться не смогу? – причитал Ли Фаний Орл, великий детектив всех времён и народов. – И в Цитадель Мучений спуск не осилю?