Шрифт:
***
— Надо что-то с этим делать, князь. Третью ночь плачет. Никто успокоить не может. Мать ему нужна.
Сэт предвидел, что так будет. Этна не просила за Анку и не убеждала, что её нужно простить и вернуть за тот грех, что она совершила. Видел Зверь, глупая девушка из жажды устроить свою жизнь не думала о последствиях. Необдуманный поступок стоил ей не только чужого счастья, но и личного. Она лишилась положения, дома, друзей и сына. За пределами Стронгхолда творятся беспорядки, и сейчас ей там опаснее, чем было раньше. Сэту казалось, что сами боги ополчились на него и пошли против него, каждый раз заставляя идти наперекор собственной совести.
— Пусть ночует в моём доме. Люльку в светлице поставь.
Этна опешила. Она не ожидала, что князь лично возьмётся быть мамкой для сына, но отчасти радовалась, что сердце у него не настолько чёрствое, и что росомаха понимает, что в грехе неразумной матери не виноват ребёнок — чистая и невинная душа. Но вспомнила, что в тех покоях князь живёт не один, а личное горе, не так давно пережитое, может заиграть с новой силой, едва лисица завидит чужого младенца. Дитя от женщины, из-за которой Кайра бросилась в омут.
— Правильно ли ты поступаешь…
Сэт шумно выдохнул, потёр переносицу.
— Я уже сам не знаю, что правильно, а что нет.
Этна не торопила князя. Она видела, что он вновь всё обдумывает и ищет выход, который устроил бы всех, и верила, что Сэт пытается поступить по справедливости, но где её сейчас сыскать, когда кругом обиженные и сломленные? Чужой сын не заменит собственного, а рана ещё слишком свежа, чтобы нянькаться с чужим ребёнком, едва потеряв своего
— Ночь пусть в светлице пробудет, а там… посмотрим.
В тот же день, по велению князя, слуги принесли в комнату люльку. Кайра поднялась днём, после полудня, и уже не спала, когда в комнату поначалу вошла Этна, показывая, где лучшее место для люльки, а после — два молодца — один нёс люльку, второй — сказочно расшитый балдахин. Лисица подобралась в постели, зажалась в изголовье, всё ещё прижимая к груди цветок. Никто не успел предупредить её, но, видя беспокойство княжны, старая росомаха встала рядом, закрывая собой вид на люльку, а потом по-матерински ласково заговорила, тронув плечо лисицы.
— Сэт велел, — мягко говорила Этна, надеясь, что Кайра поймёт всё правильно. — Без матери он теперь. Выгнали её из Стронгхолда, — росомаха не упоминала причину, зная, что Кайра и так поймёт, каким образом Анка сыскала гнев князя. — Но дитя лишилось матери. Ему не понять причин, почему она не клонится над люлькой, когда он зовёт. Плачет и мучается сердечко. Тоскливо ему с няньками.
— Он хочет, чтобы я…
Кайра не договорила. Слуги ненароком прервали её.
— Ну всё, госпожа. Принимай работу, — бодро отчитался слуга, улыбнувшись. — Лучше прежней будет.
— Лучше прежней? — Кайра ухватилась за слова слуги.
— Ну дык… прошлая совсем старая… скрипела, когда качали… да и всяк лучше наших мастеров люлька. Золотой мастер! Никто с ним не сравнится в искусстве резьбы по дереву. Вещь с душой! — нахваливал слуга, легко качая люльку.
И та вправду казалась мастеровитой. Красивой. Идеальной. Молодое дерево, которое использовал мастер, аж светилось, будто его напитало солнце. Такой люльке мог бы позавидовать любой князь.
— Сын князя не оценит стараний мастера, — ровно сказала Кайра, не чтобы обидеть мастера. — Принесите ту, в которой он спал.
— Но как же… — служка снял шапку, прижал её к груди и растерялся.
Этна перевела взгляд со служки, который молил её о помощи, на княжну. Старая росомаха улыбнулась, а после бодро рассудила:
— Ну? Что встал? Госпожа велела старую принести.
— А эту-то куды?
— Туды откуда принёс.
Слуга вздохнул, посетовал, что добрую вещь из дома выносят, но сделал, как ему велели.
Старая люлька и вправду была не самой лучшей, и это могло бы удивить Кайру, что для своего сына князь не постарался купить самое дорогое. Но дело было совсем не в том, что Анка не могла расплатиться с мастером за добротную вещь для сына, а в том, что вещь была особенной. Поднявшись с постели, Кайра подошла ближе и легко провела рукой по бортику люльки. За ней тянулась долгая история… Инициалы мастера, который своими руками её сделал с любовью, давно истёрлись и с трудом угадывались, но Кайра чувствовала, что люльку делали с любовью, и не кому-то, чтобы подороже продать мастерство, а собственному долгожданному дитя. Может, то был отец Анки. Может, её дед или прадед, старательно трудившийся ради собственного ребёнка или внука.
— Дед, — сказала Этна, словно прочла её мысли. — Дед был резчиком по дереву. В годы молодости рукастый был… такие вещи чудесные создавал… душа пела и глаз радовался, — она вздохнула с горечью на сердце. — Ослеп ещё молодым, но Лисанна его больно любила. Не бросила, — улыбнулась росомаха. — Туго было. Былое дело не процветало. Из славного мастера стал никем, а люлька… последняя его работа, — Этна с какой-то особенной любовью погладила краешек люльки. — Сам её выстрогал. Одному Зверю известно, как он это сделал, не видя ничего, но сделал, когда Лисанна понесла. И дочь называл своими глазами, а девчонка хорошая уродилась… красивая, добрая, ласковая, да с глазами как у него один в один, когда ещё не посерели от слепоты.