Шрифт:
При мысли о Хранителе, меня захлестнула новая волна отчаяния. Мечта хотя бы изредка видеть его навеки погребена. Убита моей же собственной глупостью, которую я так долго не помнила.
И вот я, предательница, иду прямиком к Хранителю Цитадели света, чтобы рассказать ему всю правду.
Глупость? Да, самоубийственная. Но помимо перехода в другой мир и сделки с эльфом, я вспомнила кое-что еще. И должна рассказать об этом. Чтобы хоть как-то исправить то, что совершила.
Ворота были в нескольких шагах от меня. Я не заметила, как пришла к ним. Стояла тишина, изредка прерываемая гортанным криком воронов. Я остановилась, вглядываясь в смутные силуэты птиц.
«Еще не поздно передумать», — пронеслось в моей голове.
Нет, слишком поздно. Иного пути нет, да и никогда не было. Я бросила прощальный взгляд на небо и смело шагнула в ворота.
Глава 31
Двое служителей Цитадели держали меня за руки и вели к замку. Третий шел впереди, постоянно оглядываясь.
Только я пересекла ворота, как эта троица появилась словно из ниоткуда. Не говоря ни слова, они схватили меня и жестом приказали идти. Словно ждали. Я не противилась. Была рада и тому, что на меня не надели оковы.
В голове было туманно, сумбурные мысли заглушались кричащими эмоциями. Я плохо различала дорогу, спотыкалась, и хотела только одного — увидеть Морана. В последний раз. Хотя, следующую нашу встречу я представляла иначе.
Мы пересекли двор и вошли в замок. Пройдя плеяду коридоров, залов, оранжерей и лестниц, мы оказались в башне. В той самой, куда я проникала тайком. Я вздохнула с каким-то мучительным облегчением. Значит, меня все-таки ведут к Хранителю.
Подъем был не таким трудным и долгим, как я ожидала. С помощью магии мои конвоиры переместили нас на один из верхних этажей. Двое, что держали меня за руки, остались на месте. Третий кивком головы велел следовать за ним.
Мы поднимались узкими винтовыми лестницами, которые освещали яркие лампы, горящие синим огнем. Иногда мужчина оборачивался, проверяя, иду ли я следом. Но у меня даже мысли не возникало сбежать.
Я упрямо шла за ним, шаг за шагом. Не чувствуя ни усталости, ни боли в ногах. Мрачная решимость вела меня и придавала сил. А еще нестерпимо хотелось увидеть Морана. Пусть и при таких обстоятельствах.
Мы поднялись на последний этаж и остановились. Ни окон, ни дверей не было. Лишь голые стены, освещенные светом ламп, да высокий купол крыши.
Мужчина подошел к одной из стен и прикоснулся к камню. Он что-то прошептал и убрал руку. Стена исчезла, вместо нее появился широкий коридор. В нем было настолько светло, что у меня заслезились глаза.
В конце коридора была одна-единственная дверь. Неприметная и узкая, как большинство дверей замка. Но я чувствовала, что за этой дверью находится он. Моран. Я осязала кожей его присутствие. Ощущала тепло его рук. И почти явственно слышала его дыхание.
Мы приблизились. Дверь сама распахнулась перед нами. Мужчина схватил меня за запястье и провел внутрь.
Огромное помещение, такое же светлое, как и коридор. Десятки окон, за которыми бушевала гроза. Бесчисленные полки с книгами, на которых царственно восседали вороны.
Почти полное отсутствие мебели, в центре — светящийся постамент. А перед ним стоит он… Хранитель. В темно-синем плаще, руки сцеплены в замок. В глазах отражаются огоньки ламп.
Холодный и беспристрастный. Именно таким я его увидела впервые. Именно таким вижу и в последний раз. Круг замкнулся. Меня пробрало какое-то безумное веселье, на грани истерики. Я закусила губу до крови, чтобы не рассмеяться или, хуже того, не расплакаться.
— Хранитель, она явилась сюда четверть часа назад, — сказал мой провожатый, — я решил, что будет правильным сразу привести ее к вам.
— Ты поступил верно, — ответил Моран, — а теперь оставь нас.
Мужчина подобострастно поклонился и вышел.
Мы остались вдвоем. Я не решалась поднять глаза. Некоторое время мы молча стояли, не шевелясь. Он — у этого причудливого постамента. Я — в двух шагах от двери.
Теперь, когда он был так близко, моя решительность рассказать всю правду улетучилась. Только сейчас я поняла, что самым страшным для меня были ни камера, ни пытки Пролана, ни смерть.
Самым страшным было сказать ему, кто я на самом деле. Самым страшным было его разочарование во мне. Которое неизбежно превратится в презрение, а, возможно, в холодную ненависть.
Но если я струшу сейчас, и не скажу то, ради чего пришла, то сама себя начну презирать. Хватит быть трусихой и дурой! Я дотронулась до лифа, до того места, где были спрятаны перья ворона и подняла глаза. Наши взгляды встретились. По телу пробежала дрожь. Моран первым нарушил затянувшееся молчание.
— Твое лицо… — он не договорил.