Он утыкается куда-то мне в висок, коротким мазком целует, а я лежу, ошарашенная и неподвижная, все ещё собирая крупинками происходящее. Осознание медленным шагом приступает ко мне, затем ударяя в голову. Это значит... Он отступил?

— Себастьян, — тихо зову его я. Я улыбаюсь, а он и не замечает.

— Я знаю, что был мудаком, — продолжает надломленно свою исповедь любимый. — И я понятия не имею, как ты могла влюбиться в меня. Но я клянусь, клянусь, что больше никто не сделает тебе больно. Никто другой, ни особенно я.

— Себ, — шепчу я и накрываю ладонью его щеку.

Заглядываю ему прямо в глаза, чувствуя, как у самой сквозь улыбку блестят слёзы радости.

— Ты можешь заткнуться на секунду? Я люблю тебя.

Любимый смотрит на меня, переводя взгляд между моими глазами, так словно не понимает, что я сказала. Словно он не верит, не может принять, что так оно и есть на самом деле. Наконец с его губ срывается изумлённый выдох.

— И я тебя люблю. Люблю, Лесли, — порывисто выдыхает он.

Себастьян продается вперёд и крепко целует меня. Он зарывается лицом мне в шею и оставляет жалящие поцелуи, крепко обнимая за талию, а я зарываюсь пальцами в мягкий ёжик волос и вспоминаю, как два года назад он точно так же сидел возле меня, глубоко сочувствуя и переживая. Только с одной большой разницей. Теперь он меня любит. Любит.

Я зажмуриваюсь, чувствуя, как слезинки скатываются к краешкам приподнятых губ, и понимаю, что он вернулся. Мой чуткий и неравнодушный Себастьян, которого я знала два года назад. Он вернулся.

Первые шаги к восстановлению приносят мне ощутимую боль. Мне повезло, что ступеньки оказались узкими и с округлёнными гранями, повреждения пошли на уже травмированные места, да и к тому же, мне оказали помощь моментально, — так сказал врач. Но небольшая боль присутствует всегда, независимо от того, что я делаю или как двигаюсь. Черная, уродливая трость, подаренная мне больницей, конечно же, тоже никуда не делась, — ноющее бедро заживает медленнее, чем мне бы этого хотелось. Хотя нужно отдать должное, — всего за неделю реабилитации в больнице, я адаптировалась и научилась приспосабливаться к новым обстоятельствам.

В дом Себастьян практически занес меня на себе. Все выглядит ужаснее, чем есть на самом деле, хотя я все ещё далека от исцеления. Когда мы вошли в дом, он осторожно поставил меня на ноги. Я протянула руку и прислонилась к стене, ожидая. Это всегда было невероятно сложно. Наблюдать за тем, как возле тебя хлопочут и ощущать себя настолько беспомощной и никчёмной. Слёзы выступали на глаза, но я старалась их сдерживать. Иногда я задавалась вопросом, нужно ли Себастьяну такое. Не было ли его признание в больнице только из жалости или чувства вины. Всю неделю он от меня не отходил и временами внимательно его рассматривая, я пыталась найти ответ на свой вопрос, но он оставался таким же терпеливым и заботливым.

— Боже мой, — из груди неожиданно вырвался взволнованный вздох.

— Что такое? — Себастьян остановился, стянув с меня один ботинок, и поднял на меня лицо. Так необычно, смотреть на этого сильного, влиятельного мужчину сверху вниз.

— Ничего. Я просто... — слёзы выступили на глаза, и я тут же разозлилась на себя, потому что в последнее время их было так много. — Оказывается, я соскучилась по всему этому. Здесь все такое... Родное.

— Знаю, милая, — Себастьян клюнул меня в висок, прежде чем заботливо расстегнуть мою курточку. — Без тебя тут было очень уныло.

Я посмотрела на него с нежностью, зная, что он слишком занят делом, чтобы это заметить.

— Сильно скучал?

— Представить себе не можешь, — прошептал он, прежде чем сдернуть язычок и встать позади, бережно снимая с меня курточку.

— Джереми сказал мне, что ты плохо ешь, — проговорил он где-то недалеко от моего уха. — Сделать тебе что-нибудь?

Себастьян отвернулся, чтобы повесить курточку, а я оперлась на трость, поглядывая на него.

— Разве только чай, — смущённо попросила я, краснея в пол, от чего была тут же удостоена удовлетворённым кивком и лёгким касанием, направившим меня в сторону кухни. Придержав меня возле себя за талию, Себастьян помог мне дойти. Не то, чтобы я не могла сделать это сама, но почему-то ему мне гораздо сложней отказывать в помощи.

— Я просила Джереми ничего тебе не говорить. Но раз уж вы начали в тайне от меня обмениваться смс-ками, значит ли это... что ваша вражда позади? — с тайной надеждой спросила я, сидя за столом и неотрывно наблюдая за ним.

Некоторое время Себастьян не отвечал. Стоял ко мне спиной, колдуя на кухне на быструю руку.

— Возможно, — Себастьян улыбнулся, размешав в кружке сахар. — Наверное, это лучше спросить у него, — с лёгкой улыбкой ответил любимый, прежде чем на столе передо мной показалась чашка ароматного чая на блюдечке и тарелка с бутербродом.

Себастьян целует меня в висок.

— Это не так много, так что не упрямься, — ласково произнес он, садясь напротив. Это настолько меня умилило, что я улыбнулась и вправду не стала отказываться.

— А ты не будешь? — потянувшись за бутербродом, с небольшим испугом спросила я. Но Себастьян только спокойно возразил:

— Нет, я не очень люблю их, — сказал он.

Я кивнула смущённо и больше не предлагала ему. Даже не знала, что Себастьян не любитель бутербродов. Наверное, мне ещё многое нужно о нем узнать. Немалое время, проведенное в больнице, забрало у меня эту возможность.