— Вы сказали, там только брат? — осторожно спрашиваю я и она кивает. — Больше никого?

Я смотрю на нее с тайной надеждой. На секунду мне показалось, что в ее глазах мелькнуло сожаление.

— Нет, извини.

Что-то маленькое внутри обрывается и мой взгляд гаснет.

— Ясно.

И она уходит, оставив меня с лёгким чувством необъяснимой грусти.

Когда часы на восточной стенке пробивают половину пятого, в палату заходит мой брат. Он появляется в дверях, как раз в то время, когда мне делали укол в руку.

Бледный, с растрёпанными волосами и мешками под глазами, — мой брат смотрит на меня так, будто не верит, что это правда я. Я улыбаюсь ему краешками губ и поворачиваю лицо к медсестре.

— Можно мне с братом поговорить?

Она соглашается и оставляет нас, перед этим все же закончив процедуру. И вот когда дверь за ней закрывается и мы с Джереми остаёмся наедине, я чувствую, как тоскливо екает сердце в груди. Я понимаю, что очень сильно по нему соскучилась.

— Привет, — тихо говорит мне брат.

— Привет, — так же тихо отвечаю я.

— Извини, я как раз пошел за кофе в соседнее кафе, чтобы опять не уснуть, — с его губ срывается нервный смех, он медленно пересекает палату, опустившись на стул рядом с кушеткой, и роняет голову, схватив меня за руку. — Надо же, столько времени ждал, а тут отошёл минутку и ты очнулась... — Господи, до чего же у него холодные пальцы. — Живая...

Кажется, что-то болезненно пощипывает меня где-то в районе груди. Вытерев слёзы, я с вызовом смотрю на брата:

— Конечно, живая. Мы же всегда выкарабкается из любой ямы, вместе и до конца, помнишь?

Я пытаюсь подбодрить его, улыбаясь, хоть и мне удается это с трудом, но брат моего веселья не разделяет. Смотрит на меня, как будто и правда не верит, что это я.

— Джер, — выдыхаю я, сжимая его пальцы, видя, что дело и вправду паршиво. — Я здесь, я жива и в полном здравии, — немного морщусь, ощутив болезненный укол в районе бедра. — Ладно, не в полном, но надеюсь, скоро отойду. — От меня не укрывается, как брата слегка передёрнуло. — Где Себастьян? С ним все в порядке?

— Джереми? Почему ты молчишь?

Брат еле отрывает тяжелый взгляд от моей шеи, где множество перевязок, скрывающих ножевые порезы. Слава Богу, неглубокие.

— Он... С ним все хорошо, не переживай, — голос его вдруг стал низким и загрубевшим.

— Но?

— Что "но"? — его взгляд задерживается на моих глазах.

— Ну обычно за этим должно пойти что-то нехорошее.

— Да, ты права, — брат осторожно прочищает горло. — У нас с ним случился серьезный разговор. О тебе...

— О, — только и могу выдавить из себя.

Очнуться в больнице после, когда не знаешь, сколько пролежала без сознания и что успело за это время произойти, — тяжело само собой, а уж думать, что значит этот их серьезный разговор — это ещё тяжелее.

— В общем, мы с ним поговорили, — как-то с неохотой выдыхает Джер. — И пришли к примирению. Он согласился отпустить тебя и оставить тебя в покое.

Может, из-за тепла в его интонации или из-за того, с какой лёгкостью были сказаны эти слова, до меня не сразу доходит смысл. Но... Что? Себастьян хочет меня бросить?..

— Значит, вы решили, — тяжело выдохнув, мрачно киваю я. Подняв взгляд, не удерживаюсь от ядовитой улыбки. — А меня кто-то собирался спросить или как?

— Лес...

Глаза брата наполняются сожалением, от которого всегда екало в сердце, но в этот раз меня это ничуть не трогает.

— Сколько я была в отключке? — жёстко спрашиваю я.

— Лесли, пойми, от него все беды. Как выяснилось, у этого Рагнера были личные счёты к нему. А пострадала в конечном итоге ты.

— Сколько я была в отключке, Джереми? — с нажимом повторяю я и брат сдается.

— Неделю, — тихо выдыхает он. В животе скручивается какое-то неприятное чувство.

— Он был здесь за всё это время?

— Лесли...

Я чувствую, как к горлу подходит тошнота.

— Был или нет? — сдавленно спрашиваю я.

— Приходил.

— Когда в последний раз?

— Четыре дня назад.

— Ясно.

Тишина. Она бьёт ключом в мое распахнутое и уязвимое сердце.

— Лесли, послушай, — Джереми подается ко мне, но я его останавливаю.

— Джер, тебе лучше оставить меня сейчас.