Он вихрем слетел по ступенькам, ведущим на возвышение, где стояли трон Королевы и кресла для гостей, и, сорвав плащ с плеч, накинул его на девушку, скрывая ее наготу их любопытных взглядов присутствующих.

Маша почувствовала, как ее бьет неуемная дрожь.

Сквозь плащ прикосновения лиданийца казались ей обжигающими, невыносимыми.

Словно вся ее кожа пылала от стыда.

— Пусть танцуем — прокаркала принцесса злобно, тряся принца за руку.

Будто требовала от него заступничества

Удовлетворения своего каприза.

«Как хорошо, что он не может говорить и двигаться, — подумала маша. — Не то он оторвал бы ей голову и обматерил бы страшными словами. А это верная война с лиданийцами.

— Замолчи! — задушено просипел лиданиец, сверкая на принцессу яростными глазами.

— Не то я сурово накажу тебя!

— Пусть, — ныла и канючила принцесса, тряся принца за руку.

Маша взглянула на принца. Ей казалось, что от напряжения он вот-вот упадет, как подрубленное дерево.

— Ну ну — голосом заботливой доброй матери проворковала королева, поглаживая злобную принцессу по руке. — Зачем вы так суровы с бедной девочкой? Не плачьте, дитя мое, не стоит. Потом герцогиня придет к вам и исполнит любое ваше желание. И станцует.

«И сама снимет свою кожу. — закончила за королевой Маша. — Да и на дыбе повисит, отчего б нет»

— Нет, — отрезал лиданиец решительно. — Она моя, не так ли? Это значит, что я буду решать, что ей делать. Никаких танцев рабынь.

Казалось, что королева тоже недовольна тем, что ей не удалось унизить девушку еще сильнее. Она напряженно улыбалась, тонкие пальцы ее мяли письмо, предназначенные лиданийцу.

— Кажется, это вам, — ядовито улыбаясь, произнесла королева, протягивая лиданийцу послание Эвиты. — Извините меня за дерзость... но в моих правилах проверять все, что касается моего дома и людей, которые в нем живут. И я прочла.

АХ, какие пылкие слова! Какая нежность.

Королева притворно прикрыла сухой ладонью лицо.

— молодость, — проскрипела она. — Я бы подумала, что герцогиня в вас влюблена, настолько ее слова, адресованные вам, проникновенны.

Маша дрожала, как подрубленное деревцо.

Лиданиец тянул руку к злополучной бумаге, а девушка не видела ничего, кроме его горящего отчаянием и болью взгляда принца.

Зловредная старуха нарочно озвучила письмо, чтобы причинить принцу как можно больше боли.

От нее тоже не укрылся его горячий порыв, его желание защитить девушку от унижения. И

теперь она посмеивалась, словно говоря: «Посмотри, за кого ты вступился! Пока ты тут корчишь из себя рыцаря, эта змея подлизывается к другому.

— Какая умная, какая образованная и пылкая девочка, — издевательски глядя на Машу, пробормотала старуха. — Держу пари, Альберт, ни одна женщина мира не говорила тебе таких ласковых и добрых слов. Ах, их надо заслужить.. А ты мужчин, только и умеешь, что мечом размахивать. Я же говорила, я всегда говорила, что благородные манеры ценятся девицами куда больше, чем смазливое лицо.

Лиданиец простодушно улыбался. Просто цвел и пах. А принц делался все темнее, как грозовая туча.

«Это... правда?»

Шепот принца в сознании Маши обжигал. Стало нестерпимо стыдно. Так стыдно,что припекло раскрасневшиеся щеки.

«Ты написала лиданийцу? Ты хотела... к нему?»

В немом крике было столько боли, что Маша вздрогнула, как от удара, и опустила взгляд, не смея даже краешком глаза глянуть на принца.

«Все твои слова — это ложь, притворство?! Лживая дрянь»

«Я не..»

«Ты такая же лживая и насквозь фальшивая, как и все остальные. Не хочу слышать. Не хочу знать»

Принц отвернулся. На его лице застыло холодное, безразличное выражение.

Меж тем лиданиец спешно читал письмо с нескрываемым волнением, и на его блеклом, безвольном лице расцветал румянец от восхищения. Кажется, мужчина не умел скрывать свои чувства, и его бесхитростная радость была как на ладони.

_— Какие тонкие, благородные слова, — тихо произнес он. — А это что за песенка?

— Я сочинила стихи для вас, — выдохнула Маша помертвевшими губами.

«Дрянь — драной кошкой завизжало в голове. — Ты написала колыбельную! Ты хотела от меня избавиться! Думала, я прочитаю и усну, да?! Да я устрою так, что тебя четвертуют на площади, мерзавка»

«Ну, все, — обреченно подумала Маша. — мне конец. Сейчас они толпой на меня набросятся, и разорвут меня на сто кусков».

— Ложкой снег мешая, — продекламировал лиданиец с выражением, — ночь идет большая. Что же ты, глупышка, не спишь... Это очень мило. Так трогательно…