Жил Чу Шучжи где-то в конце небольшой улочки, и по дороге их настиг беспощадно холодный ветер: дёрнул Чу Шучжи за воротник и раздул его куртку, словно собираясь унести его в небеса.

— Братец Чу, — беспомощно позвал Го Чанчэн.

Чу Шучжи остановился и обернулся, чтобы смерить его взглядом.

— Почему ты идёшь за мной? — зловеще низко произнёс он. — Разве ты не знаешь, что я не человек?

Го Чанчэн замер в трёх шагах от него и вытаращил глаза:

— Но тогда… Кто ты такой?

В мгновение ока Чу Шучжи оказался рядом с ним и вырвал у Го Чанчэна свою сумку. Пальцы у него были ледяными, а глаза жутко светились изнутри.

— Слышал когда-нибудь о зомби? Тех, что пожирают человеческую плоть. Знаешь, какова она на вкус? Нежная и жирная, сухожилия приятно похрустывают на зубах, а от внутренностей так и несёт свежей кровью. Если рвануть их наружу, от них будет валить пар, как от варёного мяса. — Чу Шучжи злобно сощурился. — Я и есть зомби.

Го Чанчэн поёжился, но не от ужаса, а от холода: ему стоило бы испугаться, но страха отчего-то не было. Может, он слишком долго проработал бок о бок с Чу Шучжи, чтобы его потусторонняя натура что-то изменила в их отношениях.

Вместо того, чтобы паниковать, Го Чанчэн подумал: неудивительно, что братец Чу не ест зелёный горошек.

Чу Шучжи разжал руки и развернулся, чтобы уйти, но звук нерешительных шагов упрямо последовал за ним. Го Чанчэн прямо встретил его разъярённый взгляд.

— Желаешь последовать за зомби в его гроб? — уточнил Чу Шучжи, вскинув брови.

— Я… — промямлил Го Чанчэн.

Чу Шучжи пошёл дальше. Го Чанчэн быстрым шагом припустил за ним.

— Лучше отъебись, пока я не разозлился, — сквозь зубы предупредил Чу Шучжи.

— Да Цин, — жалобно выдохнул Го Чанчэн, — велел мне убедиться, что ты доберёшься до дома, а ты ещё не…

Чу Шучжи схватил его и с силой впечатал в стену, не позволив закончить, и железной рукой стиснул шею. Ноги Го Чанчэна медленно оторвались от земли, и он всем весом, краснея и задыхаясь, повис на твёрдой руке, что вцепилась ему в глотку.

Чу Шучжи смотрел на него без тени сочувствия: вблизи стало заметно, что радужка его глаз отливает серым пеплом. При свете дня это казалось особенно жутким — словно Чу Шучжи окружала аура смерти.

Го Чанчэн дёрнулся, пытаясь вырваться, но всё было без толку: задыхаясь, он вцепился обеими руками в предплечье Чу Шучжи, но не смог разжать его хватку.

— Я никогда не отрекался от указов небес и земли. Я отбывал своё наказание в течение трёх сотен лет. Каким бы ни был мой грех, я искупил его своим потом и кровью. Кем они себя возомнили, чтобы указывать мне, уходить или оставаться? — Глаза у Чу Шучжи стали совсем мёртвыми, и следующие слова он выдавил сквозь стиснутые зубы: — Раз они считают меня преступником, так может, мне совершить настоящее преступление?..

У Го Чанчэна отчаянно слезились глаза. Он всегда был плаксой — что угодно могло вызвать его слёзы. Удивительно, что такой мямля и слабак дожил до своих лет: в его теле словно напрочь отсутствовала сила.

Однако в его глазах — неверящих, умоляющих и удручённых — не было злости.

Его губы шевельнулись, пытаясь что-то сказать, но Чанчэн не сумел выдавить из себя и звука.

«Братец Чу…»

Чу Шучжи разжал пальцы, и Го Чанчэн мешком свалился на землю. Медленно убрав руку, Чу Шучжи холодно проследил взглядом, как Чанчэн скорчился на земле, заходясь в лихорадочном кашле. Этот мальчишка в последнее время вовсе не отлипал от него: вечно таскался следом и записывал что-то в своём дурацком блокноте. Даже записи его были идиотскими: детским кривым почерком Го Чанчэн фиксировал на бумаге всё, что слышал от коллег — даже абсолютную чушь. Чу Шучжи неоднократно видел в его блокноте «глупых людишек» — любимую фразочку Да Цина — и пришёл к выводу, что пацан не опыта пытается набраться, а собирает данные для подробных биографий всех своих старших коллег.