Ни Одолен, ни Багулка не торопились проверять хозяев заброшенных жилищ. На болотах любопытство не в чести.

Наконец, пустошь кончилась и впереди замаячили холмы. Громадные, в три человеческих роста и по пять косых саженей в поперечнике. Заросшие корявыми соснами, они укрывали топь насколько хватало глаз.

То и были курганы. Без входов, без выходов. Замурованный могильник жабалаков, попасть в который можно было только козьими тропами. Найти которые способны лишь ищейки, волкодавы да ужалки. Для этого-то Одолену и нужна была Багулка.

Она может носом тепло чуять, и по его потокам найти червоточину в пространстве, ведущую хоть на иной конец света. А по ней уже выйти туда, куда надо.

Сам Одолен на козью тропу мог наткнуться только по чистой случайности. И дай-то бог, чтоб на нужную. А не то перенесет его куда-нибудь на Заморские острова и поминай, как звали.

Многие заблудшие в курганах попросту шли не теми козьими тропами.

Багулка стрельнула раздвоенным языком и втянула носом воздух. Походила по округе и махнула Одолену. Он ухватил ее за плечо и пошел за ней, строго след-в-след.

Они шли к одному из курганов. Но достичь его никак не могли, дорога словно растягивалась. Мир вдруг смазался, и их окружила темнота. Они оказались внутри могильника.

Одолен моргнул, меняя глаза на кошачьи, зрачок в которых тотчас сузился. Сразу стали заметны тускло светящиеся гнилушки, позволяющие различить очертания внутреннего убранства кургана.

Деревянные балки поддерживали земляной свод. От утрамбованного пола тянуло сыростью и потусторонним холодом. В стены были вмурованы идолы Горына-Триглава. Впереди темнели арочные проходы в другие курганы.

Одолена скрутило болезненным узнаванием. Он уже был здесь. Шестнадцать лет назад. Коли пройти под левой аркой и пересечь цепь холмов, в тупиковом кургане будет то злосчастное скотское захоронение. На счастье, сейчас им в другую сторону, на кладбище жабалаков.

Дыхание спирало. Воздух поступал сюда из все тех же козьих троп и редких нор, прокопанных зверьем. Но его все одно было мало. От духоты и еле заметного, но навязчивого запаха плесени кружилась голова.

Тихо то свистел, то завывал ветер. В темноте, куда не дотягивался свет гнилушек, кто-то непрестанно копошился. То ли крысы, то ли меши. Эти черные поганцы, похожие на помесь кошки, поросенка и обезьяны, нагоняли страху, тонко хихикая, как дети или старики.

Иногда слышались вполне себе человеческие голоса. Таких холмов Одолен с Багулкой избегали, не горя желанием встречаться с другими разорителями курганов. Поди им докажи, что ты тут не для того, чтоб отнять их добычу.

В подземельях чередовались древние капища со следами жертвоприношений, залы славы, давно разграбленные, забытые склады со стухшими запасами рыбы и ягод, разгромленные клети для знахарских опытов и, конечно, погосты.

На каждом из них Одолен останавливался, опускался на колени и читал молитвы троебожию. После осенял землю треуглуном. Наконец, выпускал толику волшбы, какой лечил запаршивевшие поля. Багулка чертила наузные рисунки, откликающиеся на ворожейские ритуалы. Но ничего не происходило. Никаких следов ворожбы, по крайней мере, недавней, тут не было.

Изредка им попадались останки несчастных, заблудших во мраке лабиринта. Скелеты, мумии и несколько недавних тел, с прогрызенными крысами потрохами и лицами. Часть из них были псеглавцами с мохнатыми ушами, звериными носами и полосатыми хвостами камышовых котов. Видать, жильцы тех окрестных хижин.

Время тут определять было затруднительно, посему привалы они делали, попросту когда уставали. Но судя по тому, что засыпали они дважды, плутали тут они уже третий день кряду. Потом, когда оба признали, что обряда посвящения здесь не проходил ни один ворожей уже пару столетий, блуждали еще целый день в поисках выхода. Та козья тропка, через которую они вошли, уже исчезла, вот ужалка и вынюхивала новую.

А когда сошли с нее, оказались посреди ивовой рощи. Над головой сияло россыпью самоцветов звездное небо, ухмыляясь крупным половинчатым месяцем. Полной грудью они вздохнули единодушно. Липкий туман пах как никогда сладко.

– Где мы? – огляделся Одолен.

Багулка постреляла в стороны раздвоенным языком, зачем-то растерла меж пальцев землю и прислушалась… словно бы к ветру. Одолена вновь кольнуло неясное подозрение, но догадка ускользнула из памяти, когда Багулка довольно оскалила клыки:

– В паре верст от дома.

Он мечтал о бане, каше и крепленой настойке, покуда они не перешагнули порог хижины. Багулка развела огонь в очаге, и всего на миг, но Одолен был уверен, что ему не померещилось, пламя лизнуло ее ладонь, не оставив на нем ожога.

В памяти вихрем пронеслись воспоминания.

Вести она получала от «сорок на хвосте». Она просватана за «величайшего в мире мужа». Она прыгнула к Одолену в лодку, перемахнув пять косых саженей, словно поддерживаемая ветром. Она растерла меж пальцев землю, словно впитывая от нее знание о верстах до родной деревни. Она ласкала пламя, словно питомца.