– Вот герой-то выискался, побери его ламя! – сплюнул Бронец, вновь принюхался и безошибочно толкнул одну из дверей.

Черва принюхалась тоже… но не учуяла ничего. В то время как в укрытой мраком комнате раздавался тихий перестук стеклянных пузырьков над столом, смердящим горькими лекарскими травами, и вырисовывались очертания невысокого сухопарого юноши. Неужто он одним из своих снадобий обмазался? Но нюх Бронца все одно не обманул!

Лунный свет серебром путался в черных волосах с серо-голубым подпалом. На запястьях, под рукавами нарочито-безыскусного коричневого кафтана, сияли брачные наузы. Яшмовые глаза с вертикальной трещиной зрачка отразили на миг свет из сеней и полыхнули истовой злобой при виде вошедших.

– Явились-таки, охотнички на чудищ, – презрительно процедил он, оставляя готовку знахарских снадобий. И холодно ухмыльнулся. – Невестушка, и ты здесь! Куда же ты запропастилась? Никак… – он перевел взгляд на Бронца. – Червивела свою ягодку?

– Закрой пасть! – угрожающе скомандовал Бронец.

Вид Цикуты, послушно смолкшего из-за неспособности противиться силе эдакого альфы, елеем пролился на истерзанную его насмешками душу Червы.

– Кабы не твоя Истинная невеста, – она оскалила рысьи клыки. – Ты бы уже захлебнулся своей гнилой кровью, плюгавец!

Гармала как бы невзначай переместился к ней ближе, дабы упредить от ненарочной, непоправимой ошибки. А в глазах Цикуты вместо столь ожидаемого Червой ужаса загнанного в угол зверя, полыхнуло торжество. Теперь он уверился, что они пришли сюда не умерщвлять его.

Облик его вдруг потек, как бывало мир при вступлении на козью тропу. И в следующий миг пред ними предстал уже ворожей. Тоже невысокий и сухопарый, как и сам Цикута Чернобурский. Только куда как смазливей, слаще. Да с волосами длинными, неприлично распущенными. Как у Гармалы, только вот Гармала гость заморский, а этот…

Черва глядела на Вёха Варраха со смесью ненависти и брезгливости, как на крысу. С лица оно, конечно, воду не пить… но есть же баба! И на колени он встал тоже по-бабски, да с томной ухмылочкой. Черве впервые в жизни захотелось, стыдно признаться, сплюнуть.

– Что, даже не предпримешь ничего супротив полона? – судя по голосу, Бронца одолевали те же чувства и желания, что и Черву.

Вёх изобразил неискреннее изумление. У своей Потешной своры, никак, кривляться научился?

– Так ведь я уже, все что нужно и можно, сделал, – и он повел плечами, будто нарочно передразнивая Бронца. – К берсеркам и волхвам, сильнейшим защитникам народным, доверие подорвал. Луноликую половины паствы лишил. Веру в то, что живая и мертвая воды есть благословение богов, истребил. Убежденность в необходимости изведения ворожеев искоренил. Устои привычные расшатал. Я стал предтечей нового мира. О большем скромному избранному богами и не мечталось.

У Червы рука невольно потянулась к нагайке на поясе. Оттого, что прав был ублюдок. Во всем прав. Ничего не решит уже его поимка. Проиграли они ему, его ворожбе и покровительствующим ему братьям-богам давно уже. В тот самый миг, как толпы бешеных ворвались в Тенёту. Тогда-то прежний мир и рухнул.

– Коли сдаваться уже готов был, – тишину прорезал ровный, скупой на эмоции голос Гармалы. – Почто бешеных выставил супротив нас? Почто на бессмысленную бойню отправил тех, кто тебя боготворил без оглядки на все то, что ты сотворил?

– Да… просто так, – Вёх недоуменно пожал плечами. Впервые на диво искренне. – Видать, чтоб неизбежное оттянуть. Как в народе говорится? Перед смертью же не надышишься.

Руки у Червы дернулись сами. Вечно она сначала делает, а потом думает. Бронец с Гармалой и понять ничего не успели. Недаром же она гончая. Быстрая.

Свистнула нагайка, взрезая эти желтые, наглые, довольные глаза. Нож-засапожник будто сам прыгнул в ладонь. Шаг к коленопреклонённой фигуре, и черные звериные когти до крови, едва ли не до хруста костей впиваются в острый подбородок, заставляя разинуть этот поганый рот, высунуть этот грязный язык. Взмах ножом… и Черва сдерживает свое обещание. Воздает ему по заслугам. По справедливости.

И ворожей захлебывается своей гнилой кровью.

Третий весенний месяц,

межевая неделя

Огнегорное княжество,

Одинокий острог

Вой в странноприимном доме стоял, как на псарне. На лавках, связанные по рукам и ногам, брызгали пеной изо рта очередные отловленные бешеные. За ними, до седьмого пота силясь опоить их живой водой, ухаживали утомленные девки. Высокие, статные, черноволосые – берендейки из барибалов. Мосластые, хищнолицые, да с красными косами – волколачки огнегорские.

Одна лишь от них отличалась. Локоны до колен цвета воронова крыла у ней были на горский манер в тонкие косицы заплетены, да затем на сумереченский в две толстые косы убраны. Черный кафтан тоже горский, в пол, с широкими прорезными рукавами, с тугим кушаком, подчеркивал тягучие, кошачьи движения, осанку царскую, да талию осиную. А на голове кокошник сумереченский. По размеру скромный. Но золотой.

Прочие девки глядели на нее с неприязнью и завистью. Прежде она была княжной, а ныне боярыня. Да не абы какая, а волкодавская невеста! Шутка ли, Бронец сколько лет бобылем ходил, нос от барышень (ради эдакого могучего богатыря на все готовых!) воротил, а остепениться решил с чужачкой. Паче того, с арысью, коих в Огнегорном княжестве отродясь не водилось!