Это гораздо больше, чем когда-либо давали мне мои родители.

— Не плачь, дорогая, — Майлз вытирает мои слезы, или, по крайней мере, пытается это сделать. Это кажется невозможным, поскольку они продолжают прибывать. Рыдания покидают меня, как никогда раньше.

Плач. Это такая странная концепция. Соленые капли воды, выходящие из глаз, выражают какое-то неблагополучие. Или счастье, для тех, кто очень эмоционален. Я этого не понимаю. Почему человеческое тело не может просто не плакать? Почему я не могу быть эмоциональной, если мое тело не кричит мне дерьмовыми слезами?

— Ты разбиваешь мне сердце, Эм. Пожалуйста, перестань плакать.

— Я не могу, — икаю я. Но потом слезы внезапно прекратились. Просто так. Только для того, чтобы гнев взял верх. — Ты сделал это со мной, — обвиняю я, отталкивая его от себя. — Это все твоя вина!

Майлз не перестает пытаться приблизиться ко мне, удерживая руки на моем теле, даже если я продолжаю их отталкивать. И он ухмыляется. Ухмыляется черт возьми.

— Да?

— Да. Если бы не ты и твоя дурацкая сперма, меня бы даже не было в этой плачущей каше! — Я не плакала уже много лет. Я не считаю свои дни рождения и годовщины смерти сестры. Это особые случаи. Если не считать этих дней, я никогда не плачу. Слезы для слабых, а я должна быть сильной.

— Ну, мне не жаль, Эм.

Его слова так меня пугают, что мои руки замирают в воздухе, убирая его руки. Поэтому он снова кладет их мне на челюсть, на этот раз не для того, чтобы вытереть мои слезы.

— В смысле, тебе не жаль?

Он качает головой.

— Я напуган до чертиков, но мне не жаль.

Так что мы оба не сожалеем, что это произошло, что ж… Это… довольно интересно, я так думаю.

ГЛАВА 42

«Но каждый день с тобой я чувствую себя лучше» — Symphony by Clean Bandit, Zara Larsson

Эмори

В семнадцать лет у меня началась жуткая бессонница. Родители тайком подмешивали в мой ужин снотворное, о чём я узнала только в двадцать. Они не знали, что причиной моей бессонницы являлась смерть моей сестры. Она умерла за несколько дней до нашего семнадцатилетия.

Впрочем, тогда мне казалось, что не спать ночами — круто! Работать всю ночь напролет пока на улице темно, и люди ещё спят — лучшее, что можно придумать. Я чувствовала прилив сил, работая или выполняя школьные задания, да и вообще все, что угодно. Это было похоже на островок спокойствия, где я знала, что мне не нужно ни с кем взаимодействовать и уж точно никто не побеспокоит меня.

Это беззаботное время закончилось, когда мне подсыпали снотворное и я засыпала. Тогда начались кошмары — худшие из всех возможных сюжетов. Они прекратились, как только мои родители перестали накачивать меня снотворным, но это оставило у меня страх. Темноты.

Сейчас бессонница вернулась. Слава Богу, без кошмаров и снотворного. На этот раз причина вовсе не смерть моей сестры-близнеца, а ребёнок в моём животе.

Любая поза, в которую бы я не легла, кажется крайне неудобной. Новая кровать намного больше, чем та, которая была раньше у Майлза. На этой могут поместиться четыре взрослых человека. Нехватка свободного места не главная причина, по которой я не могу найти удобную позу для сна.

Это темнота, преследующая меня. Куда бы я ни посмотрела, вижу несуществующих существ. Мой разум продолжает шептать мне, что они там. Я достаточно взрослая, чтобы понимать, что там ничего нет, но меня всё равно охватывает паника.

Посмотрев на вторую половину кровати, где спит Майлз, я издаю тихий стон. Мой муж спит очень сладко и находится удивительно близко ко мне, несмотря на то, что у него достаточно места. Возможно, мне стоило бы возмутиться, но вместо этого я нарочито медленно придвинулась к Майлзу, перекинув ногу через него. В фильмах у беременных всегда есть дополнительная подушка, наверное, для удобства. Но так как у меня её нет, я использую в качестве подушки своего мужа.

Честно говоря, мало что изменилось, но становится немного удобнее. Я кладу голову на обнаженную грудь Майлза, обнимаю его за талию, а ладонь удобно устраивается на его обнаженном торсе. Майлз притягивает меня к себе, давая понять, что проснулся. Слава Богу! Я испытываю некое чувство вины из-за того, что нарушила его сон, но вообще он тоже ответственен за то, что, находясь в особом положении, я не могу заснуть.

Конечно, это неправда — мы в равной степени ответственны за это, но мне нравится перекладывать ответственность на него в данном вопросе, поскольку я явно страдаю больше, чем он.

А ещё мои страхи притупляются от осознания, что сейчас рядом со мной бодрствует кто-то ещё.

— Не спится? — спрашивает он, и я уже готова убить его за этот вопрос.

— Я пытаюсь, но если моя подушка не прекратит болтать, то это окажется невозможным.

Его смех наполнил комнату.

— Это не смешно, — я шлёпаю его рукой.

— Мне жаль, дорогая, — Майлз накрывает мою руку своей, поворачивая голову, чтобы запечатлеть поцелуй на моей макушке. — Который час?

Я проверила время, когда проснулась, поэтому отвечаю: