— Что я делаю? — шепчу я сама себе. Положив руку на живот, я немного наклоняюсь вперед, чтобы дотянуться до одной из палитр с красками. Я осматриваю её, изучая каждый дюйм деревянной палитры. Ей не хватает цвета. Та, что была у меня в шестнадцать, была настолько изношена, что я почти не видела белого пластика. У меня была привычка: никогда не чистить свои палитры.

Дело дошло до того, что, когда я начала рисовать на своем столе, он весь был покрыт акрилом. Я не нарочно наносила краску на его поверхность, это происходило случайно. Так что спустя время он весь был в мазках кистью. И мне нравилось, что мой стол выглядел как палитра. Хотя мои родители терпеть не могли это.

То же самое и со стенами.

Мне всегда нравились цвета и некоторая неряшливость моих принадлежностей для рисования. Это означало, что они привыкли. В этом проявлялась страсть, даже если это пустяк. И мне это безумно это понравилось.

Поэтому я чувствую себя странно, видя здесь всё кристально чистым и незаполненным. У меня возникает желание разбрызгать краску по всей комнате.

Я беру один из тюбиков масляной краски, верчу его в руке. Даже когда я много рисовала, то почти не пользовалась масляными красками. Я всегда предпочитала акриловые краски, потому что они быстрее высыхают.

О, что бы я отдала, лишь бы снова обрести свою страсть к живописи!

Хотя бы на один последний раз.

ГЛАВА 43

«Мы проходим через всё это не первый раз» — 3:00 AM by Finding Hope

Майлз

Я наблюдаю, как Эмори проводит кистью по холсту. Это выглядит почти грациозно.

Я никогда не видел, чтобы кто-то рисовал с таким спокойствием, с такой элегантностью, но в то же время чертовски неряшливо.

Эмори рисует уже довольно давно, и, честно говоря, я даже не помню, насколько долго стоял, наблюдая за моей женой. Она сидит ко мне спиной, так что она не заметила меня. Но я бы в любом случае остался. Мне нравится наблюдать за ней. Думаю, мне всегда это нравилось.

Когда мы были подростками, я любил наблюдать за тем, как она рисует. Мы ходили к ней домой, и пока я делал домашнее задание по математике, она рисовала. Она всегда плохо разбиралась в математике, поэтому я делал домашнее задание за нас обоих. Её задания были легче, потому что она была младше на класс.

Уверен, Эмори всегда думала, что мне безумно скучно, когда я рано заканчивал нашу домашнюю работу и просто наблюдал за ней. Мне нравилось смотреть на неё во время рисования. Мне нравилось, как её брови изгибались вверх или вниз, как её язык высовывался изо рта, когда она была погружена в свои мысли.

Я рад видеть, что она до сих пор неаккуратный художник. Это отчасти наполняет мое сердце радостью.

— Ты же знаешь, что я чувствую запах жареной картошки, верно? — хихикает Эмори, поворачиваясь. Ее рубашка покрыта краской, так же, как и руки. Несколько цветных пятен также можно найти на её лице.

Боже, она такая красивая, и я ненавижу это.

— Да, извини, я был… занят.

На её губах расцветает улыбка.

— Занят наблюдениями за мной.

— Как всегда, — я подхожу к своей жене. — Думаю, ты больше не хочешь картошку фри. Холодная картошка фри — это отвратительно.

— Хорошо, что у меня остался мой коктейль, — она берет молочный коктейль из моих рук. На удивление, мороженое ещё не растаяло. Эмори игнорирует металлическую соломинку и просто начинает пить через край, пока я ставлю холодную картошку фри на один из столов в этой комнате.

— Ты все ещё делаешь это лицо, — говорю ей, когда поворачиваюсь к ней спиной.

— Какое лицо?

— Лицо, которое говорит, что ты понятия не имеешь, что делаешь, но всё же довольна результатом, — я поворачиваюсь, сокращая расстояние между нами. Я смотрю на неё сверху вниз, поднося руку к её лицу, чтобы стереть красную краску с щеки. На самом деле это не помогло, но я всё равно пробую еще раз.

Впервые за долгое время я вижу, как Эмори краснеет. Румянец не от смущения. Она избегает моего взгляда, в то время как её щеки пылают все больше и больше. Я не думал, что когда-нибудь снова произведу на нее такой эффект.

— Я думаю, некоторые вещи никогда не меняются, — её голос остается мягким, когда она говорит, только на этот раз немного обиженно. А потом она вскидывает на меня свой взгляд, и пространство между нами наполняется невыносимым напряжением.

Нас окутывает тишина, а воздух достаточно хрупкий, чтобы лопнуть. Это как капля воды на краю крана — если следить за ней, то уйдет целая вечность, прежде чем она сорвётся вниз. Мы молчим, смотрим друг на друга, не двигаясь. Звук проезжающих снаружи машин приглушен, обычно мы их почти не слышим, но сегодня вечером они особенно тихие.