После этих слов Штольца, Егор весь съёжился и покраснел:

— Ты это, Штольц, всё так представил, как будто в этом есть твоя заслуга

— Ну, ладно, ладно, Егорчик. Может и по-свински как-то выходит, но если отбросить все сантименты, разве это не плюс?

Меня вообще не возмутил цинизм Штольца, меня смущало другое:

— Нет, Штольц. Представь себе, что у меня с этой Верой не покатит, или она мне быстро надоест. Скорее всего, так и будет. Тогда что?

Штольц пожал плечами.

— А я тебе скажу: в глазах мировой общественности, я буду выглядеть последним негодяем, который обидел сиротку. Ваши Катя и Лена мне первые череп вскроют и мозг выклюют. Да вы сами будете им подсвистывать. Я вчера уже такое видел.

Егор сопел и ёрзал в кресле. Ему наш деловой разговор был неприятен, и участвовать в нём он не собирался. Он взял своего любимого Пушкина и уткнулся в книгу. Штольц подошёл к нему и слегка раздражённо спросил:

— Ну, а тебе-то, что не так?

— Знаешь, Штольц, — не отрываясь от книги, ответил Егор, — не на всякую тему стоит хохмить. И не всякое событие записывать в свой актив.

— Ну, ладно, Егорчик. Херню спорол, согласен, — Штольц засунув руки в карманы заходил кругам по комнате. — Ну, виноват, ну, занесло чуть-чуть, с кем не бывает.

Штольц ещё пару минут прошагал в полной тишине и вдруг развернулся в сторону Егора:

— Там девчонки вчера «Рябину на коньяке» притащили, кажется. Может прищучим одну?

Егор поднялся из кресла и прошёл к праздничным припасам.

Когда мы допивали вторую бутылку «Рябины», Егор неожиданно вернулся к разговору о Вере и поделился со мной своим мнением о ней:

— Знаешь, Дед, девчонка она неплохая…

— Да, да, — немедленно перехватил Штольц, — я вам даже доказательства могу привести. Слушайте, как я это понял. Вчера, когда Лена и Катя нам Веру расхваливали, я обратил внимания на то, что делают они это совершенно бескорыстно и без оговорок. Надо знать женщин, чтобы это оценить. В разговоре со своим мужчиной, женщина никогда не будет говорить о другой женщине только хорошее. Даже, если это её подруга или сестра. Они никогда не забывают, что другая женщина для них соперница. Если уж начнет, не подумав, расписывать тебе достоинства другой, то обязательно припомнит и какой-нибудь изъян, хотя бы мелочный. Например: «У меня замечательная подруга. Просто умница и очаровашка. Ей бы только эту деревенскую походку сменить и бельё научиться выбирать». А вчера? Егорчик, ты слышал что-нибудь похожее?

— Нет, — покачал головой Егор.

— И я нет, — заверил Штольц. — Ты знаешь, Егорчик, я даже где-то начинаю завидовать Деду. А ты?

— Я тоже, — вздохнул Егор. — А дуракам всегда счастье.

— Это точно, — подтвердил Штольц и попросил Егора принести третью бутылку «Рябины».

К Новому году — Году Белой лошади, мы подошли, по выражению Егора, как последние свиньи. В этом он прав. Пить мы начали за четыре дня до самого Нового года. С той самой «Рябины на коньяке» всё и закрутилось. Катю и Лену мы в эти дни видели эпизодически. Каждый день они вламывались в Егоркину квартиру, видели, чем мы заняты, кричали, что праздник для нас отменяется, хлопали дверью и исчезали до следующего дня. Их набеги были сродни атаке легкой кавалерии под Балаклавой, — напористыми и бессмысленными. Ни Штольц, ни Егор не успевали даже попытку примирения сделать. А я при появлении девчонок всегда старался изобразить трезвого и совершенно непричастного к этой мерзкой вакханалии. Не могу судить, насколько это мне удавалось, но приветственные взгляды девчонок в мою сторону всегда оставались доброжелательными.

На Новый год всё каким-то чудесным образом устаканилось. Не знаю точно, но мне кажется, над этим поработал Штольц. Все грехи были прощены. Я не услышал ни одного упрёка от девчонок в сторону моих друзей. Само Новогоднее торжество прошло замечательно. В глазах нашего сообщества мы с Верой получили официальный статус пары. Хотя ни я, ни Вера особо не хлопотали, чтобы попасть в эту категорию. Мы не были уверены в наших отношениях, насколько они будут продолжительными.

Мы долго сближались с Верой. По человечески, я имею в виду, а не физически. Меня всё устраивало; своё удовольствие от близости с ней я получал. А переживания неопытной девушки меня совершенно не беспокоили. Я не собирался даже интересоваться её душевными волнениями.

Прошли праздники, и я стал чаще общаться с Верой наедине. Друзья со своими подругами перенесли свои свидания в более комфортные места, чем старый дом на Нариманова. Признаюсь, что на каждое свидание с Верой, я шёл, как на последнее. Мне было безразлично, что обо мне будут говорить Катя и Лена, после того, как я расстанусь с Верой. Дело было не в самой Вере. Дело было в том, что, как ни крути, а Вера была мне «предоставлена» друзьями и их подругами. А в моём восприятии, это выглядело, что она мне «подсунута». Для меня вопросы независимости и свободы выбора всегда были очень чувствительными. Встретился бы я с Верой при других обстоятельствах, я точно заинтересовался бы ею. Ну, а так выходило, что Катя и Лена просто спихнули мне свою подругу, и при этом, я обязан изображать, что это мой выбор.

Ещё одно наблюдение настораживало меня. Я видел, что Катя и Лена, которые говорили о Вере, как о лучшей подруге, относятся к ней как-то странно. Вера была для них не до конца «своя». Разумеется, первым делом, я подумал, что им известно о какой-то особенности Веры, о которой мне не посчитали нужным сообщить, чтобы не спугнуть раньше времени. И поначалу, я был уверен, что очень скоро стану свидетелем какого-нибудь проявления Вериной неадекватности.

Сам я всегда разделял человеческую ненормальность на две категории: на квалифицированных психов и просто — людей со странностями. По выражению Штольца — припизднутых. Квалифицированные психи — это те, кто вольно или невольно, по разным причинам, находятся под наблюдением и попечением официальной медицины. А люди со странностями — очень расплывчатая категория. Это предвзятое восприятие обществом или отдельными людьми других людей, которые не соответствуют их нормам. Я говорю не о моральных уродах, до которых не успела добраться официальная психиатрия. Я имею в виду людей не желающих вписываться в установленные обществом рамки. Для меня, если человек не тычет всем в глаза своей инакостью, если его своеобразие не мешает окружающим, это даже интересно. Прежде всего, мне это нравится в женщинах. Женщина с чудинкой в сотни раз интереснее, самой блистательной дамы из общества.