— Штольц, а давно тебя не буцкали за твоё мелкое интриганство и двурушничество? — спросил я после первых глотков.

— Ты о чём? — как мне показалось, искренне удивился Штольц.

— О твоих заданиях и поручениях. Кто кого должен охмурять? Я — Веру, или она — меня?

— Ах, вот ты о чём, — усмехнулся Штольц и повернулся к Егору: — Вот сразу видно, что человек из армии. Голова нужна только чтоб фуражку носить.

Я сделал движение в направлении Штольца, с намерением дать ему хорошего леща. Не астраханского, как ты понимаешь. Он это уловил и поторопился в своё оправдание объяснить мне свою тактику:

— Саня, Саня, погоди. Успокойся. Ты пойми, что я таким манером за тебя всю работу выполнил. Подумай: ты и так никуда не денешься, а с Верой надо деликатно. Она девушка скромная и не самая общительная. А тут ей как бы ответственное задание от всего нашего коллектива: уговорить одного очень нервного, очень недалёкого и капризного кретина… ну, то есть тебя…

— Он психолог! О, вот наука! — восхищённо вставил Егор.

Я пнул Штольца за «кретина», чтобы не забывался, но про себя согласился, что в данном случае Штольц применил точный приём. Да и мне возни меньше.

Потом, под пиво, пошли воспоминания о прошлом и планы на будущее. Теперь, когда мы снова были вместе, нам казалось, что никто и ничто не встанет у нас на пути. Да, мы ещё не определились куда именно мы должны двигаться, но теперь у нас было время это обдумать. Так нам казалось. Мы верили в главное — в то, что сможем до конца своих дней собираться вместе, чтобы трепать друг другу нервы. Егор начал изображать нас в роли старых маразматиков. Он показал, как я и Штольц будем биться за единственную, на двоих, вставную челюсть, чтобы улыбнуться проходящей мимо старушке. Сквозь наше ржание, мы не сразу расслышали звонок в дверь. Егор пошёл открывать.

Через мгновение в комнату влетели разъярённые Катя и Лена. Ни по внешнему виду, ни по искажённым от гнева лицам, ни по истеричным голосам, которые не были такими приятными, как накануне, я не смог сразу узнать в них вчерашних подруг.

— Вы за кого нас принимаете? За двух идиоток? У вас совесть есть? — выкрикивали на ходу Катя и Лена.

Их взгляд упал на столик с пивом, рыбьей чешуёй и костями. Катя зажмурилась, словно проглотила что-то очень горькое. А Лена округлила глаза и ахнула, как если бы вместо рыбьих останков, по столику были разбросаны человечьи. На моих друзей хлынул поток упрёков и оскорблений. Если Лена в своих претензиях не выходила за границы общественной цензуры, то Катя в своих выражениях себя ничем не ограничивала. С таким знанием народной фразеологии, она легко могла бы руководить бригадой строителей. Кстати, на меня гнев подруг не распространялся. Щедро одаривая моих друзей неприличными эпитетами, они всё же выкроили мгновение, чтобы мило улыбнуться и дружески кивнуть в мою сторону.

Как я понял, Штольц и Егор, уже как два часа назад, должны были выдвинуться для закупки товаров на Новый год. Под предводительством Кати и Лены, разумеется. Нужны они были только в качестве вьючных животных и живого тарана в предпраздничных очередях. Судя по пакетам и сумкам, которые девчонки не выпускали из рук, они сами неплохо справились.

Вид мои друзья имели пришибленный, но жалости к ним у меня не было. Я ждал, когда же, наконец, прозвучат последние слова девчонок: о прекращении всех отношений с моими друзьями. Это был бы отличный Новогодний подарок для нас всех. Я ничего не имел против Кати и Лены, но меня пугал их потенциал. То, что Катя и Лена захомутают моих друзей узами брака при первой возможности, я не сомневался. Я начал поддакивать каждому бранному слову, что летели в адрес Штольца и Егора. Я соглашался с любыми обвинениями, какие выдвигали им подруги. Я всем своим видом старался показать девчонкам своё возмущение и негодование тем, что Штольц и Егор оказались такими свиньями. Я тяжко вздыхал и скорбно качал головой. Старался, как мог.

Наконец, девчонки выговорились. Катя бросила сумки под ноги Егора, а Лена швырнула свои пакеты в сидевшего в кресле Штольца. Я сосредоточился, чтобы запечатлеть для истории слова окончательного разрыва отношений между девчонками и моими друзьями. Катя скрестила руки на груди и смерила тяжёлым взглядом ковыряющего дверной косяк Егорку:

— Если вы сейчас же не вымолите у нас прощения, никакого вам Нового года не будет.

— Вообще больше ничего не будет, — так же скрестив руки, подтвердила Лена.

Я ждал настоящего мужского ответа от своих друзей. Они понимали, что если они начнут молить о прощении, это будет величайшим унижением и в моих глазах, и в глазах подруг. Что они выберут — вечный позор или свободу? Для меня вопрос стоял только так. Но я за два с половиной года забыл, с кем имею дело. Штольц, как мастер психологических махинаций, выбрал свой вариант решения проблемы. Он поднялся с кресла и чмокнул в щёку не успевшую увернуться Лену. Не обращая внимания на её возмущения, он обернулся ко мне:

— Александр! Ты, что хочешь можешь обо мне думать, но мне кажется, что Лена и Катя имеют право знать. Они всё-таки её подруги.

Все замерли от такого поворота. Штольц изобразил максимально карамельное лицо и указал в мою сторону:

— Вот он сидит — виновник. Втрескался в вашу Веру капитально.

Штольц одарил меня елейным взглядом и начал собирать брошенные девчонками пакеты и сумки. Он дал их Егорке отнести на кухню а сам быстро притащил домашние тапочки для ошарашенных новостью подруг и помог им разуться. Стараясь не встречаться со мной взглядом, Штольц продолжил плести свои небылицы: