Шрифт:
– Не надо, – он сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. – Не прикасайся ко мне! – И поспешил натянуть улыбку поверх злобной ухмылки, которая причиняла ему боль. – Сколько раз говорить!
Вдруг Ника бросилась к нему, ее глаза горели гневом.
– Почему? – прокричала она хриплым голосом и в этот момент была похожа на раненого зверя. – Почему нет? Почему мне нельзя этого делать?
Ригель отступил под натиском ее ярости. Как прекрасна она сейчас, с раскрасневшимися щеками и глазами, сияющими решимостью. И как же ему больно сейчас, как же она влечет его к себе…
Это было слишком даже для него.
«Не прикасайся ко мне!» – хотел сказать он в тысячный раз, но Ника приблизилась к нему, прорвала его оборону, и ее тонкие пальчики опять обжигали его кожу. Его измученная душа онемела от изумления.
В следующее мгновение он услышал скрип своих зубов и ее шумный вздох.
От порыва воздуха у меня перехватило дыхание.
Еще секунду назад я цеплялась за его руку, а теперь упиралась спиной в стену, Ригель стоял прямо передо мной.
Я смотрела в его глаза как в бездну.
Он часто дышал, его рука уперлась в стену где-то у меня над головой. Его тело обдавало меня своим жаром, нависало надо мной, как яростно палящее солнце. Меня трясло, как лист на ветру.
Я задыхалась, мой голос стал хриплым.
– Я… я…
Он взял меня за подбородок, чуть приподнял голову, и наши лица оказались совсем близко.
Чувствуя, как его пальцы впиваются мне в кожу, я перестала дышать. В его глазах бушевали ураганы. Он был так близко, что от его горячего дыхания покалывало щеки.
– Ригель… – прошептала я, сбитая с толку и испуганная.
У него на скулах заходили желваки. Большим пальцем он коснулся моего рта, как будто останавливая шепот, вызывавший в нем дрожь. Медленно коснулся моей нижней губы кончиком пальца, обжигая, заставляя дрожать. У меня подогнулись колени, когда я увидела, что его взгляд прикован к моим губам.
– Забудь об этом, – еле слышно, словно гипнотизируя, прошептал он.
Казалось, я ничего не слышала, кроме этого шепота, текущего по моим венам.
– Ты должна об этом забыть.
Я пыталась понять, почему искорка горечи проблеснула в его глазах, но не смогла.
Две черные бездны грозили ураганами и грозами, опасностями и запретами, но желание вглядываться в них возрастало во мне. Сердце забилось быстрее, когда в голове промелькнула пугающая мысль: заблудиться в лесу означало в конце концов найти дорогу, но потеряться в чувствах волка – потерять ее навсегда.
Так почему стремилась прикоснуться к его миру и понять его? Почему я не хотела ничего забывать? Почему в его глазах я видела галактики, а в его одиночестве чувствовала душу, к которой следует прикасаться с осторожностью?
Через мгновение я поняла, что его рука больше не касается моего лица.
Когда Ригель успел отойти к столу? Он взял учебник и сжал его так, что костяшки пальцев побелели, а потом вышел из комнаты. Ригель убегал. В очередной раз.
Ну и ну… Получается, мы поменялись местами? И давно он убегает от меня?
«Всегда, – шептал в голове тихий голос, – он всегда убегал от тебя». Возможно, это был голос зарождавшегося во мне безумия. А как еще объяснить мое поведение, когда вопреки запретам и здравому рассудку я собралась с духом и побежала вслед за ним?
Глава 19. Вопросы
У меня есть защита от всего, кроме нежности.
– Ригель!
Я шла за ним по коридору, упрямо желая быть услышанной. Ригель бросил на меня недовольный взгляд и даже не остановился. Его походка выдавала твердую решимость отделаться от меня.
– Пожалуйста, остановись! Я хочу поговорить…
– О чем?
Ригель наконец остановился и повернулся ко мне. Он выглядел напряженным, почти напуганным.
О тебе, хотелось мне ответить, но я сдержалась, наверное, потому, что начинала приходить в себя. Стало понятно, что Ригель остался таким же отчужденным и недоверчивым, как дикий зверь, и на прямые столкновения реагировал агрессивно.
– Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы, – сказала я, решив зайти с другой стороны, – почему?
Я надеялась вызвать его на разговор, но сообразила, что ничего не получится, ведь его взгляд снова ускользнул от меня. Глаза Ригеля выдавали состояние его души, они оказались единственной чистой поверхностью, под которой он не мог спрятаться. Черные, как чернила, но в их глубинах сиял свет, который мало кому удавалось разглядеть. И когда он продолжил идти по коридору, мне захотелось рвануться вслед за ним и повиснуть на его руке, чтобы остановить.