– Я же сказал, убирайся, – тихо прорычал он, – сейчас же!

– Подожди…

– Двигай отсюда!

Он стоял в двух шагах от меня, и я сделала нечто очень глупое: схватилась за дверную ручку и привалилась к ней спиной, надо мной нависла тень. От движения воздуха закружился пар.

Я обеими руками сжимала ручку, повернув лицо в сторону, а напротив, полностью закрывая от меня ванную, стоял Ригель. Его грудь оказалась чуть ли не в сантиметре от моего лица, а руки уперлись в дверь по бокам от моей головы. Ригель часто дышал. Исходивший от него жар обжег мою влажную от дождя кожу. У меня перехватило дыхание. Сердце бешено колотилось, сознание затуманилось, я больше ничего не понимала. Ригель тяжело дышал сквозь стиснутые зубы, и его руки с такой силой упирались в дверь, что мне показалось, будто она вибрирует.

– Ты, – прошептал он с обидой и горечью, – ты нарочно это делаешь! – Я видела, как он сжал пальцы в кулак. – Ты играешь со мной!

Его губы, зубы и язык почти касались моего лица, которое чуть ли не упиралось в его обнаженную влажную грудь. Это уж слишком! Пытаясь включить мозг, я для разминки подумала, что произойдет, если я попробую дотронуться до Ригеля? Прямо здесь, прямо сейчас. Какой он? Теплый и упругий? Позволил бы он мне это сделать? Нет! Он наверняка поймает мою руку на полпути, как в прошлый раз.

Я думала, что свалюсь в обморок, когда спустя бесконечное мгновение Ригель вдруг наклонился к моим волосам, к месту за ухом, а затем… сделал глубокий вдох.

Его грудь медленно вздымалась, когда он вдыхал мой запах. Сердце теперь колотилось так отчаянно, что было больно. Я хотела попросить его уйти, но вырвался только умоляющий писк:

– Ригель!

Он схватил меня за волосы и откинул мою голову назад, я удивленно охнула. Наши взгляды столкнулись. Я задыхалась, щеки горели, в глазах потемнело от учащенного сердцебиения.

– Сколько раз тебе повторять, чтобы ты держалась от меня подальше?

Произнести эти слова, казалось, стоило ему больших усилий. Я смотрела на него глазами, полными отчаяния.

– Я не специально, – еле слышно выдохнула я.

Это все он. Это он не позволял мне держаться от него подальше. Он сам виноват.

Судьба связала нас так крепко, что все мои мысли так или иначе касались Ригеля. Теперь я даже не убегала, когда он собирался меня укусить. Это его вина, только его, потому что он оставил внутри меня следы, которые я не могла стереть. Чувства, с которыми я не могла справиться. Смятение, которое мучило меня.

Я следовала четкому правилу, потому что оно никогда не меняется: чтобы победить волка, сначала нужно заплутать в лесу. Волка я встретила, но заплутала в его противоречиях. И в конце концов они стали частью меня, теперь я прикована к нему невидимыми цепями.

Как найти слова, чтобы объяснить ему это?

Капля сорвалась с его волос и упала мне на веко. Я зажмурила глаза, а когда снова открыла их, капля уже ползла по моей щеке, как слеза. Ригель смотрел, как она бежит вниз, и в эту минуту его глаза как будто погасли: радужки затуманились, как пыльные бриллианты, и потеряли свой блеск.

Мы снова стали детьми.

В его глазах я увидела сцену, повторявшуюся много раз в разном возрасте: я перед ним, плачу от обиды на него.

Медленно он отпустил меня. Отвернулся и отошел. Я чувствовала, как натягивается связующая нас нить, до боли в груди.

– Уходи! – В его голосе не было резкости, только усталость.

Никогда раньше я не чувствовала такой тяжести в теле, как сейчас. Казалось, я тону. Руки дрожали. Я опустила голову, полная противоречивых эмоций. Потом, словно придя в себя, закрыла глаза, повернулась и распахнула дверь.

В коридоре никого не было. Я побежала в свою комнату, несколько раз чуть не поскользнувшись. Внезапно пол подо мной как будто превратился в непроходимую лесную тропу, как в сказках.

Я вбежала в угрюмый лес и скользила по бумажной тропинке, протянувшейся через страницы. Всю жизнь я убегала от него. Мне не хотелось читать приговор в его глазах, которые сияли как звезды, освещая путь, ведущий в неизвестность.

Спасения не было.

После случая в ванной Ригель сделал все, чтобы пересекаться со мной как можно реже. В общем-то, у нас не было никаких общих дел, но и те немногие моменты, когда мы видели друг друга, свелись к секундам: Ригель, что так для него типично, первый возникал в поле видимости и первый молча из него исчезал – как всегда, угрюмый и отчужденный.