— Страшненько, — заметил Рудольф.

Ему не по душе было спускаться у гоблинов на виду.

— Мы будем под прямым обстрелом, Брассика. Ты уверена в необходимости пойти именно таким путем? — Маркусу тоже не льстило превратиться в мишень.

— На поиск обходного пути уйдет слишком много времени. Я предлагаю рискнуть, — она подняла голову, прислушиваясь к ночной осаде. — Вы заметили? Прекратили обстрел.

Атропа резко обернулась: «Тут кто-то есть».

Шорох приближался к ним, но в тени не разглядеть, кто перед тобой — друг или враг. Тогда Брассика выпустила ещё один болотный огонек в тоннель. Увиденное заставило её вскрикнуть.

Сразу три ядозуба двигались в их сторону. В два метра высотой, стоящие на двух конечностях и сильно сгибающиеся в спине, с тощими ящеровидными мордами, они шипели и уверенно двигались вперёд.

Один из них брызнул из спинных спиц в Брассику, окатив её сапоги.

— Ой кошмар! — закричала девушка, прыгая в ужасе от кислоты. Маркус потянул остальных вниз.

— Живо, бегом! — проорал он, толкая Рудольфа вниз; священник потянул за собой Атропу.

Ядозубы преследовали их, скрипя когтями на лапах об каменный пол и неточно метая в людей едкую смесь. Брассика шла позади, изредка поворачивалась, чтобы пустить костяное копье в чудовищ.

Наконец, первый из них истощил свое здоровье от ран, споткнулся и повалился в ущелье. Следующий за ним ядозуб как бы в отместку мгновенно метнул яд в грудь девушки.

Она попыталась закричать, но её голос резко заглушил Маркус своей рукой: «Нельзя, чтобы нас услышали».

— Погоди-ка, — шепнула Брассика. — Кажется, я поняла: на меня не действует яд.

— Да ты отравилась уже. Бегом вниз!

— Я поняла! Поняла!

Брассика оттолкнулась от объятий Маркуса. Ядозуб прицелился и выбросил очередную струю едкой жижи. Брызгами задело всё тело девушки. Ни следа ожогов, ни проявления боли.

Рудольф немо наблюдал за двоицей, боясь потерять и друга, и субъект своей страсти. Но у девушки внезапно, прямо из-под куртки, выросли два кожаных крыла.

— О боги, — пролепетал Маркус, в страхе прижавшись к выдолбленной стене.

— Что происходит? Брассика? Ты чудовище?! — воскликнул Рудольф. За ним Атропа опасливо заглянула через плечо, пытаясь узнать, что происходит.

Крылья хлопнули, расправившись полностью. Не такие большие, всего в полтора локтя, но страшные, как у древней рептилии.

Брассика взяла жезл с головой рубиновой змеи и неритмично произнесла длинную фразу. Обычно все её заклятья имели ладное звучание, но это получилось скомканным. Сказанное материализовалось: из клыкастой головы брызнул поток зелёной гадости, светящейся и шипящей.

Ядозуб, видимо, не был готов к встречной атаке ядом — его обожгло целиком, а спинные железы вспыхнули огоньком, как свечи; он упал на ступени и загорелся целиком. Третий ядозуб, последний из оставшихся, то ли испугался, то ли ощутил непобедимость врага, но решил вернуться назад.

Всё затихло. Снизу и сверху не наблюдались посторонние движения.

— Что ты такое?! — голос Маркуса звучал дрожью.

— Я Брассика из Эйны, — заулыбалась девушка. Крылья за её спиной ритмично шевелились. — Забыл, чудик?

Рудольф яростно взмолился.

В самом низу цитадели находилась стража из еретиков Тёмной церкви. Они поначалу не придали особого значения приближающимся — шедшие впереди вели себя спокойно, будто свои.

— Да прибудет с вами Дрекавац! — привествовал один из них.

В ответ им прилетели капли яда. Обоих настиг мгновенный паралич. Всё остальное довершили Маркус и Рудольф.

— И эти братцы тут, — удивилась Атропа.

— Никакие они нам не братцы, — воспротивилась Брассика. Её крылья, аккуратно сложенные, слегка покачивались в такт её дыханию. Жезл змеи всё больше наполнялся отравляющим зелёным светом. — Мы даже не знаем, как обстоят дела у моих друзей в Эйне. Может, эти нелюди уже всех перебили? Таких можно не жалеть.

«От воинственности до бесчеловечности — один шаг, не больше», подумал Рудольф.

— Сейчас не время для печали, — отрезал Маркус. — Папаша, как ты? Опять притих. Уж не он самый на тебя давит?

Рудольф сказал, что с ним всё в порядке, но лицо выдало в нём плохо спрятанный страх. Его старческие руки тряслись.

Священник знал о магическом морфинге: долгое познание закрытых (или все-таки запрещенных?) искусств приводит к изменению не только состояния головы, но и тела. Человеческое существо подверженно тлетворным влияниям извне. Церковь всегда требовала соответствующего отношения к магическим новшествам — такие вещи считались безбожными и нарушающими заветы добрых богов. Священники никогда не пускали в божий дом представителей магической гильдии, у которых явственно обнаруживалась чужеродная инаковость от остальных прихожан.