Шрифт:
Кира осторожно потёрла о колени зудящие ладони.
«К деньгам? Ага, дождёшься прибылей от таких куркулей! К тому, что заживают...»
– В том-то и дело, - вздохнула она притворно, - что без моего замолвленного словечка твоего грандиозного вояжа не состоится. И не пригодятся тогда ни расходы, ни обеспечение, да и придумка втуне пропадёт. Чего зря выкабениваешься, Никанорыч?
Никанорыч напыжился.
– Ладно, - Кира заглянула в его сердитое лицо и добродушно улыбнулась, - не претендую больше, останешься при своих.
– Стал быть, - разобиделся купец, - не станешь просить за своего благодетеля?
– Стану. Скажи только, куда собрался?
Благодетель развернулся к ней всем своим могучим корпусом, уставился испытующе. Ответил неохотно и уклончиво:
– Мыслю, в страны полуденны…
– Впрочем, - Кира снова почухала ладони через ткань перчаток, - какая мне разница – куда? Можешь не говорить, если за идею свою боишься… - она посмотрела на собеседника сбоку, неуверенно, и попросила: - Порфирий Никанорыч, возьми с собой! Боле ничего за услугу не попрошу.
Она подождала, пока купец переварит и усвоит услышанное, оценит неприличность и невозможность подобных путешествий для юных одиноких дев, прикинет расходы, выгоды, сопоставит первое со вторым, а, сопоставив, оправдает предприятие, убедит себя, что ничего невозможного в этой просьбе нет, а после продолжительно и задумчиво выдохнет в бороду, решаясь на ответ:
– Что ж… Отчего не взять, коль охота пришла, - вымолвил он наконец и глянул хмуро на странную девку.
– Побожись! – велела девка.
– Да чтоб мой «Возок» на причале утоп да «Орликом» поверх принакрылся! Нешто не веришь крепкому купеческому слову?
Кира кивнула, вылезла из-за стола и решительно направилась к креслам их высочеств.
Глава 56
«Мы будем счастливы вполне, -
сказали придорожные цветы поэту, -
коль отойдёшь
и перестанешь загораживать нам солнце…»
Там же.
– А ещё брешуть, будто амператор тамошний не честным манером на лошадках, а бесовским способом на змеишши летучей ездить!
– Как это?
– Как? Обычное дело как: запрягаить змеишшу в екипаж свой, брильянтами изукрашенный, да погоняет вожжами. Змей крутится, огнем плюётся в злобище, а делать нечего – несёт амператора под облаками туды, куды тому приспичит…
Дядька Акинфий плюнул за борт и с негодованием зафыркал, будто кот, нюхнувший перцу:
– Тебе, Дорофей, лишь бы всяки сказки врать! – пробасил он, снимая задубелую, коричневую лапу с рукояти рулевого весла и поправляя портянку. – Хиба можно себе тако вообразить – змеишшу в возок впрягать!
– Вот те крест! – подскочил уличённый и экспрессивно замахал рукой от лысеющего лба к впалому животу. – Сам видал!
– Либо спьяну? – хмыкнул недоверчивый кормщик.
Гребцы коротко гоготнули.
– Ты уж и в самом деле, Дорофей, чего-то уж того совсем… Загнул сёдни с амператором-то, - постарались мягко урезонить сказочника.
Но тот решил не сдаваться и оставить последнее слово за собой:
– Грустно, - патетически закатил он глаза, - грустно, други, мне. Но не оттого, что усомнились в словах моих, осмеяли их и подвергли поруганию, а оттого, что прибыв в Сяньское царство, вы сами всё увидите своими глазами и устыдитесь! Стыдно вам станет и горько за напрасно чинимые мне ныне обиды!
– Ох-ох! Разошёлся – поглянь на него! Стыдно нам будет… Ничё! Стыд не соль, глаза не ест. А я заради зрелища с летучим змеем готов и постыдится малость! – кормчий вновь перехватил руль и подправил ход струга. – Сам первый не только повинюсь перед тобой, забулдыгой, но и шапку свою сжую на спор!
– Эх! – бедный Дорофей в непритворном горе саданул себя кулаком по колену. – Мне, значит, не верите? А как давеча, Акинфий, ты сам брехал людям про песьеглавцев, кои на пути в Сяньские земли живут, так никто слова поперёк не сказал! Рты пораскрывали и внимали, дубины!..