— Я подумал, что пеперомия, одна из них.

— Да? Удивили. Это араукария трясинная. Разумеется, экспортная версия, без когтей.

Помощник двинулся налево. Там виднелась большая тяжёлая черная дверь, которая, как оказалось, вела на широкую лестницу.

На лестничной площадке этажом выше референт остановился.

— Сейчас я дам вам необходимые инструкции. Запоминайте: это рабочий кабинет Ярослава Зайгаровича. Здесь посетители редки, господин регент не любит личных встреч. То, что он примет вас — большая честь. Разумеется, будьте очень вежливы. Отвечайте без промедления. Вопросов не задавайте, никаких! Если только Ярослав Зайгарович не разрешит. Ничего не бойтесь, вы в безопасности.

Егор нервно кивнул.

Он уже, сука, прямо чувствовал себя в безопасности. Здесь так воняло безопасностью, аж пальцы подрагивали и ломик беспокойно ворохался. На мгновение Егор пожалел, что оставил в комнате те потяжелевшие шары. Интересно, гномский малахит выдержит удар, который разнёс на части окаменевшую тварь?

Да что за чушь лезет в голову?

Разумеется, гномский малахит крепче! Хотя, тут экспортная версия…

Референт оскалился в бледной улыбке вампира и завершил:

— Разумеется, вы ничему не должны удивляться. Ничего не бойтесь. И если не нарушите инструкции, то вы в безопасности.

Приоткрыв дверь, втолкнул внутрь ошарашенного Егора.

Тяжелая створка закрылась, замок щёлкнул.

«Я в полной безопасности», — сказал себе Егор.

И ослеп.

— Ты не ослеп.

Голос был спокойным, скорее даже равнодушным.

И ещё на каплю — усталым. На две — безумным. На три — чертовски опасным.

Доносился спереди и, кажется, говоривший довольно далеко. Скорее ближе к дальней от входа стене. Но точно оценить не получалось, звуки быстро глохли, словно окружающее пространство плотно набито чёрной угольной ватой. Или стены завешаны суконными шторами… либо на них буйно разрослась араукария трясинная, экспортная, без когтей.

Последний вариант казался почти правильным, разве что чувство полной безопасности вопило: автохтонная, с когтями. И, сука, наверняка с охотничьими инстинктами.

— Ты в безопасности, — продолжил невидимый собеседник.

Егор осторожно вытянул руку, поводил вокруг себя. Повернуться не рискнул, в такой темноте потом навряд ли сумеешь вернуться в исходное положение.

И внутренний стержень-ломик не тронул, тот замер в опаске.

— Ты не ослеп, — продолжил голос из тьмы. — Просто здесь очень темно.

Говорил размеренно, без выражения, будто неживой.

— Здесь темнее, чем на ночной стороне Харона. Уверен, ты знаешь где это.

Егор не знал, но догадывался. Год или два назад Плутон, самую дальнюю планету Солнечной системы, лишили статуса планеты. И теперь в Солнечной не девять, а восемь планет. Помнится, отец пребывал в ярости, хотя казалось бы — где Плутон и где семья Метелица? Но отец воспринял решение астрономов как личную обиду.

Спутник Плутона — Харон.

Кажется, местный хозяин имел в виду именно его.

Надавив себе на глаз, Егор подержал и отпустил. Во тьме заплясали цветные пятна, яркая мозаика, которая быстро затихла. По-научному — фосфены. Правильный ли это способ определить слепоту, Егор не знал, но метод вычитал в статье из какого-то научно-популярного журнала.

— Убедился? А теперь иди вперёд. Пять шагов.

И Егор сделал пять неуверенных шагов.

— Молодец. Ещё пять шагов.

И ещё пять шагов.

— Поверни левее. Стоп. Достаточно. Пять шагов. А теперь протяни руку.

Протянув руку, Егор поводил перед собой, медленно опустил и почувствовал что-то плотное.

— Отлично, это стул. На нём сидят.

Действительно, Егор нащупал спинку стула. На ощупь — такой же, как те, что стояли на первом этаже. Только этот жёстко закрепили на полу. Или он… влип в пол. От ломика пришла неуверенная подсказка: влип. В каменный пол из гномского малахита.

— Садись осторожно. Постарайся ничего не задеть. Особенно то, что… свисает.

И сразу представилось жуткое: длинные, свисающие с потолка черные кольчатые тела. Изгибаются, принюхиваются, жаждут запаха крови или живого тепла. Лениво колышутся, будто их обтекает медленное течение воды.

Ломик в ужасе задёргался, Егор мешком упал на сиденье едва не промахнувшись.

— А вот это интересно.

Голос надолго умолк. Ничего не происходило. Царили темнота и тишина.

Ломик успокаивался.

А Егор — нет. Он загривком ощутил слабый ток воздуха. Спереди. Потом сзади. Слева. И слева же плеснуло, будто мелкая рыба ударила в реке хвостом.