— Убивать кого?

Разгоряченный Иолай уперся руками в бока:

— Так тебе интересно узнать, что я нашел, или как?

Вероятность успеха Иолая составляла, по оценкам Геракла, половина на половину, и он не слишком на это рассчитывал, однако лицо друга светилось торжеством.

— Святилище? Жертвенник?

Иолай махнул рукой в сторону окна:

— Лучше сходи сам и посмотри. И еще я надеюсь, что у тебя готов какой-нибудь план, потому что, дружище, он нам очень и очень пригодится.

Главная улица была заполнена участниками и зрителями первого парада в честь начавшегося праздника.

На носилках, которые тащили на своих широких плечах мускулистые рабы, восседали представители фемонской знати. Их одежды сверкали золотым шитьем и неисчислимыми драгоценными камнями. Богачи швыряли в густую толпу зевак монеты и разные безделушки. Лошади, украшенные позолоченными чепраками и пышными султанами, высоко поднимая передние ноги, медленно везли по мостовой тарахтящие на камнях колесницы. Жрецы в туниках изумрудного цвета с золотой каймой несли на длинной и узкой платформе жертвенник богини земледелия Деметры, окруженный символами грядущего урожая. Вслед за отрядом городской стражи шла группа барабанщиков и трубачей. Мимо проплыл еще один жертвенник, посвященный ежедневному улову рыбы, который посылал горожанам бог морей Посейдон.

Музыка, ликование, аплодисменты, полные надежды мольбы и крики усиливались при появлении каждого нового жертвенника. На город уже надвигалась черная грозовая туча, но ее никто не замечал.

Геракл и Иолай спешили изо всех сил на главную площадь, выдавливая из себя улыбки, когда мужчины пожимали им руки, а женщины всех возрастов бросались им на шею с горячими поцелуями.

В другое время Иолай оказался бы в своей стихии и наслаждался всеобщим преклонением, но сейчас он лишь хмурился, снедаемый скептицизмом.

— Ты шутишь? Это и есть твой план? — спросил он Геракла.

— Все лучше, чем твое «беги».

— Если ты уже успел забыть, я тебе напомню, что мое «беги» сработало.

— Вот и мой план тоже сработает.

— Ты уверен?

— Вполне

— А если ты ошибаешься?

— Я не ошибаюсь, Иолай.

Брови Иолая окончательно сошлись на переносице, но потом внезапно раздвинулись и заняли свое обычное положение.

— А почему бы и нет, по правде говоря? Бывало, помнится, нам приходилось и похуже.

Боковые улочки превратились в людские потоки. Горожане стремились спрямить себе дорогу, вовремя добраться до главной площади, в надежде найти удобное местечко и получше разглядеть начало праздника. Кое-где вспыхивали потасовки, пропадали кошельки, но никто не обращал на это внимания. Отчасти это объяснялось всеобщим праздничным возбуждением, но в основном тем, что в густой толпе ворам не удавалось далеко убежать, их ловили, били и отпускали, и они, опомнившись, возобновляли свои попытки.

У садовой калитки, ведущей к небольшому, но изящному дворцу, стоявшему неподалеку от главной площади, царила относительная тишина. Какофония праздника еще не добралась до этой части города и звучала приглушенно.

— Голикс, ты уверен, что мы поступаем правильно?

— Разве у нас остался какой-то выбор?

— Мы можем убежать. Немедленно.

— Нет. Мы должны довериться Гераклу.

— Мне страшно.

— Не беспокойся. Я буду рядом.

— Ах, ну конечно.

— Цира, не смейся. Мы должны дать Гераклу шанс.

— Я понимаю. Но только я беспокоюсь за тебя.

— А что за меня беспокоиться?

— Вдруг ты упадешь?

— Не упаду.

— Что, если ты опять пострадаешь?

— Опять? Разве можно пострадать сильней, чем сейчас?

— Ты можешь погибнуть.

— Да, но…

Она обхватила его руками и покрыла такими страстными поцелуями, что он почти забыл про боль в ребрах, голове, правой руке, правой ноге и вдоль спины. Когда она разомкнула свои руки, он стоял ошалело и глупо улыбался.

Она рассмеялась:

— У тебя дурацкий вид.

— Возможно. Но внутри я кричу от радости и боли.

В рыбацком поселении мужчины и женщины бросились привязывать свои лодки. Маленькая флотилия быстро пристала к берегу, и все стремились принять участие в городском празднике. В этот день их не заботили улов и выручка от него. В день праздника совет старейшин возмещал убытки за счет городской казны и частных пожертвований.

Однако совет старейшин не учитывал облегчение, которое испытывали все рыбаки.