Шрифт:
— Знаю. Ты внучка Маргариты.
— Угу.
Поразительно, но даже для нее я внучка Маргариты, а не дочка Ангелины. Ухожу в себя, снова размышляю.
— А я в гости приехала, — капитан Очевидность просто.
— Правильно, что приехала, — серьезно.
Башка пустая. О погоде, что ли, поболтать с ней?
— Я стараюсь раз в несколько недель приезжать.
— Зря.
Поднимаю голову, замедляясь. Кузьминична тоже притормаживает.
— Почему?
— Твое место не тут.
Нет у меня моего места, так и хочется крикнуть, но я решаю просто не отвечать. Очевидно, разговора у нас не получится. Идем в молчании. Доходим до калитки, женщина открывает ее и пропускает меня первой.
Домик у нее маленький и старый. Вокруг много вековых деревьев, небольшая грядка засажена вполне себе стандартным набором овощей и трав. Кузьминична открывает дверь в дом и заходит. Я следом.
Я впервые у нее в доме. Странно тут, конечно. Внутри сразу становится тревожно как-то, убежать хочется. Стряхиваю с себя морок. Дурь все это.
Женщина указывает пальцем на стол, и я ставлю туда пакет.
— Что ж, пойду я.
— Постой, — а голос у нее… мама…
Мурашки по рукам, и волосы на загривке шевелиться начинают. Сглатываю.
— Садись.
И я, как завороженная, сажусь. Наблюдаю за Кузьминичной, которая что-то колдует на кухне. Кидает травку в глиняную чашку, заливает ее кипятком.
Слежу за всем, как за фокусом, хотя по факту ничего необычного не происходит. Она просто хочет напоить меня чаем. Это. Просто. Чай.
Упускаю момент, когда Кузьминична оборачивается. Смотрит сквозь меня каким-то нечеловеческим взглядом, стеклянным. Белесые глаза сканируют что-то во мне, будто душу наизнанку выворачивают. Она крутит чашку в сморщенных руках и гипнотизирует… гипнотизирует… Из платка показывается седая прядь. Тонкими губами женщина дует на чашку, перебивая парящую струйку, а мне кажется, что она что-то нашептывает, хотя губы не двигаются. Шепот на каком-то ином уровне, словно из параллельной реальности.
И чудится мне, будто на улице птицы петь перестают, да и темнее становится, хотя солнце в зените. Будто замедляется все, и я вместе с этим миром.
Сердце так отчаянно бьется, что, кажется, этот гул слышит даже хозяйка дома. Горло схватывает спазмом. Это все от лукавого! Дура Светка, настращала меня. И я повторяю, как мантру: все порядке, мне не сделают больно.
Женщина сокращает расстояние между нами в два бесшумных шага и протягивает глиняную чашку, а я, завороженная, принимаю ледяными руками горячую посудину.
— Пей, — взгляд ее прожигает.
И я пью, не задавая вопросов. Жадными глотками, потому что от всей этой атмосферы горло сухое, будто за всю жизнь ни разу не знало воды. Вкус странный, с преобладанием горечи, совсем мало сладости. Жидкость попадает в тело, и сразу же разливается тепло внизу живота, даже спазмом сводит.
Сглатываю, со страхом глядя на Кузьминичну:
— Что вы мне дали?
— Отвар. Чтобы ночью не замерзла.
Что это я вижу?! Улыбку? Она реально улыбается. Совсем чуть-чуть, лишь уголками губ, но это улыбка. Надо валить.
— Спасибо, — встаю.
— Не спеши.
Берет со стола кувшин, в котором стоит красивый букет из полевых трав. Свежий, видно, что сорван совсем недавно. Кузьминична разбирает его на столе, задумчиво перекладывает веточки из стопки в стопку и приговаривает, не глядя на меня:
— Ромашка — чистота и верность. Василек — красота. Мальва — любовь. Тысячелистник — свобода.
Перевязывает пучок красной лентой, а мне вновь чудится шепот. Кузьминична протягивает мне букет.
— Вплетешь сегодня в венок.
— С-спасибо, — сглатываю.
Откуда она узнала про то, что мы с девочками собрались сегодня отправиться к пруду на празднование? Ворожея!
Ой, дурында! Наверняка она услышала, как я со Светкой говорила. Надумала, накрутила уже с три короба. Домой! Домо-о-ой! Сейчас же.
— До свидания.
Разворачиваюсь, чтобы сбежать из этого места. В дверях торможу, будто натыкаюсь на невидимую стену.
— Я буду ждать тебя, — мне в спину.
Меня? Куда? Зачем?
Оборачиваться ссыкотно, будто я не взрослая девка, а десятилетка, которая реально верит в чудищ! Именно поэтому я трусливо сбегаю, не в силах поборать страх.
А через пару часов мама принимается меня отчитывать:
— Вроде девка взрослая, а веришь в какую-то дребедень!
— Мам, да мы просто с девчонками повеселимся.