— Что ты наделал, Слав?

— Девочка у меня тогда была. Прямо перед рехабом, — сглатываю. — Забеременела от меня, мам. Пришла ко мне, когда я вдрызг пьяный был.

Снова слезы. Вытираю.

— Я денег ей на аборт дал. И она сделала его.

— О господи, — закрывает лицо руками.

Сажусь на стул, потому что сил в ногах нет. Мать тихонечко скулит. И я вместе с ней. Молчим.

— Я люблю ее, мам.

— Это та девочка, которая была на маскараде?

— Да.

Мать медленно приходит в себя, я заново переживаю события. Она встает, капает валокордин в стакан, выпивает, садится обратно. Кладет руку мне на плечо, сжимает его.

Вот оно.

То, что не нуждается в объяснениях. То самое чувство, когда ты понимаешь, что тебя любят независимо ни от чего. Вопреки всему. Даже зная, что ты, в общем-то, не очень хороший человек.

— Я почему спрашиваю… Ее мать не любит… это видно, понимаешь?

— Понимаю, — нерешительно. — И нет. Не понимаю.

— Я познакомился с ее мамой и бабушкой. Бабушка души в Тане — так ее зовут — не чает. А мать… для матери ее будто не существует.

Мама молчит, обдумывает.

— Я не знаю, как это объяснить, сынок. Я вас с братьями буду любить всегда, неважно, что вы сделаете, какой проступок совершите, ведь вы мои дети, моя плоть и кровь. Не знаю, как можно не любить своего ребенка.

— Можешь дать совет?

— Могу. Если любишь — залатаешь дыры. Они останутся, ведь недолюбленные дети проживают свою жизнь, неся это бремя и понимая все до самых мелких деталей. Материнскую любовь ты не заменишь, но можешь дать свою, которая излечит больную душу. Шрамы останутся, но это лучше боли.

— Я сделаю, мам, — уверенно. — Может, поговорить об этом с ней?

— Нет. Пока сама не заговорит — не надо. Она не очень к тебе, да? После всего, что было?

— Шаг вперед — два назад.

— Ничего, ты упертый, справишься. Главное, не сломай снова девочку. И, Слав, привози ее к нам. Познакомимся по-людски.

Усталая улыбка и короткий поцелуй в висок.

— К ней поедешь?

— Поеду.

— Давай, с богом!

Глава 31. И за руку тебя, милый мой, заберу я с собой

Таня

— Танюх, айда с нами сегодня? — Светка складывает мои покупки в пакет и стреляет в меня коварным взглядом.

— Куда это?

— Ты чего! Иван Купала же!

— Ох ты ж! Точно!

Девчонки в деревне всегда любили этот праздник. Несколько лет подряд я проводила этот день с ними. Было весело, да и вообще… Какой-либо мистичности этот праздник, конечно, лишен. Все делается больше для развлечения, коих в деревне не так уж и много. Но думается мне, каждая девчонка, сплетая вечером венок, нет-нет, да и мечтает выйти замуж.

— Во сколько вы собираетесь?

— В девять. Приходи! На закате венки сплетем и начнем.

Смеюсь. Дурость такая, но чего дома сидеть?

— Ладно, приду. Форма одежды парадная?

— Попробуй только в купальнике притащиться! — веселится и тут же серьезнеет, улыбка сходит с лица. — Тш-ш, смотри, Кузьминична, Яга наша, пожаловала.

Оборачиваюсь. По проходу, среди стеллажей с продуктами, идет старожилка нашей деревни. Кто-то называет ее ворожеей, кто-то ведьмой, а кто-то обычной деревенской сумасшедшей. Местные дети кличут ее Ягой за то, что живет на окраине деревни, у самого леса. Обособленно и отстраненно.

Моя бабуля относится к ней с почтением. Ходит периодически к Кузьминичне, берет у нее травки всякие. Ничего особенного — обычные сборы от высокого давления и для хороших сновидений.

Женщина выглядит немного устрашающе, но алло! Ей под сотню лет! Точный возраст неизвестен. На голове платок, в руках трость. Не глядя на нас, выкладывает из корзинки продукты.

Ведьма ведьмой, а обед по расписанию. Усмехаюсь своим мыслям и ловлю на себе ее внимательный взгляд.

— Здравствуйте, — голос резко садится.

Та не отвечает, просто кивает.

Светка стреляет в меня глазами, наверняка задаваясь вопросом, все ли у меня в порядке с головой. Кузьминична расплачивается со Светкой.

— Всего доброго, — та посылает старушке дежурную фразу.

Женщина пытается взять пакет, но тот с виду выглядит тяжелым, ее сухонькие ручки не допрут, да и идти далеко.

— Я помогу, — подрываюсь.

Светка крутит пальцем у виска, мол, дура. Я лишь отмахиваюсь. Ну что за бредни? Она обычная старуха, а не исчадье ада.

Отбираю у Кузьминичны пакет и тяну. Тяжело, но что поделать? Назвался груздем, как говорится…

— Меня Таня зовут, — отчего-то решаю представиться.

Ну не в гробовой же тишине идти.