Шрифт:
До Рогатки добрались быстро и без приключений.
В караулке сидели Тора Хольм, мрачная, как сова днем, сильно разгневанный чем-то Гест Гастис и какой-то серый неприметный мужичонка. На лбу ханурика багровела свежая шишка. Оле Сван задумчиво разглядывал разложенные перед ним на столе веревки с крючьями, живодерского вида ножи и прочие предметы самого жуткого вида.
Не успели мы с Хельгой войти и поздороваться, как Тора Хольм заговорила. Булочница была не испугана, но возмущена. Что же это творится в Гехте, люди добрые? Легла спать в своем доме и только задремала, как гром, звон, холодом потянуло. Открыла глаза, смотрит, а в окно какая-то рожа лезет. Второй этаж-то! Злоумышленник выбил или вынул два стекла из недавно заведенного Торой новомодного окошка, открыл задвижки и уже поднял раму. Какова наглость! Рука хессы Хольм была тверда, глаз верен, брошенная лампа попала роже прямо в лоб. Дальше за слабую женщину вступился хеск Гастис, спасибо ему огромное. Что сам купец делал ночью у окна булочницы и с какой его стороны? Ну что за вопросы вы задаете, хессе!
Наконец Тора закончила говорить, а купчина молчать и грозно посверкивать глазами на побитого злодея. Пригласив всех присутствующих за исключением «рожи» почаще бывать в ее заведении, булочница удалилась в сопровождении кавалера.
Хельга и Оле переглянулись – начинался следующий этап дознания.
Капитан Сван поднялся из-за стола, встряхнулся, как пришедший с улицы пес, и неспешно двинулся к нахохлившемуся нарушителю ночного покоя.
– Ну что, – произнес Оле почти ласково, – рыло преступное, радость каталажки, отвечай быстро, честно, а главное добровольно: зачем испугал тетеньку?
Над верхней губой белой росомахи растет угольно-черная шерсть. Уголки этой полоски загибаются вверх, и потому морда подкрадывающегося хищника кажется веселой, добродушной. Те, кому удалось выжить после встречи с хозяйкой Белого Поля, говорят, что именно эта «улыбка» пугает больше всего.
Злоумышленник смотрел на грозного Оле и медленно складывался вчетверо.
– Ну так что?
– Я хлына!
Злодей заорал так внезапно и громко, что даже Оле отшатнулся. Взвившись со стула почти до потолка, преступник заскакал по комнате. Глаза его закатились, зубы были оскалены, тело извивалось и сгибалось невероятным, невозможным для человека образом.
– Я хлына! Горячее мясо! Вку-усно! Их страх! Моя власть!
– Прекрати паясничать!
Мне доводилось видеть Хельгу строгую, недовольную, решительную, сердитую и разгневанную, но никогда прежде я не думал, что мою сестру можно испугаться. Даже когда она примчалась из Гехта в Къольхейм, готовая драться и преступить закон, если не удастся по-другому забрать меня у жреца беспощадного Дода, не было в Хельге такой ярости. Словно столб неукротимого пламени стояла сестра, так, что хотелось отпрянуть, заслониться рукой.
Но выдающего себя за хлыну это не смутило.
– Хочешь знать, как я убивал их? – крикнул он, подскочив к Хельге. – Как я охотился? Почему они не сопротивлялись, не могли кричать? Слушай!
Хельга, согнувшись, сидела за столом. Она запустила руки в волосы, и светлые пряди, обычно аккуратно причесанные и уложенные, неряшливо свисали между пальцами.
– Милость Драконов! – простонала сестра. – И что мне, дуре, в Къольхейме не сиделось? Не знала бы ничего… – Хельга уронила руки на стол и мученически запрокинулась назад. – Он же наслаждался своей жестокостью! Убивал, мучил ради удовольствия. А с каким смаком рассказывал. Немыслимо! Ларс, как ты сможешь записать все это?
Драконы свидетели, я хотел бы сразу и навсегда забыть все услышанное сегодня. Гехт не Острова Радости, здесь случаются убийства и прочие жуткие преступления, но чтобы так… такое… Лучше бы в городе завелась настоящая хлына!
– Ларс, ты сможешь? – повторила Хельга. – Это ужасно, но нужно…
Я подошел к сестре и обнял ее, а Хельга положила руки поверх моих. Так и сидели мы, пока не пришел Оле.
– Знаешь что, Хельга, наши просят, чтобы ты ключ от камеры этого… хм… к себе взяла. Понимаешь ведь, почему. Сумасшедший он или нет, но ребята видели, что он сделал с теми девочками. А если еще узнают все остальное… Этот нелюдь должен дожить до суда и казни.
Хельга смотрела на ключ и быстро-быстро проводила ладонями по лицу и растрепавшимся волосам, приводя их в порядок. Пара минут, и она снова стала спокойной и аккуратной. Только я и Оле знаем, что невозмутимая хесса Къоль, главный прознатчик Гехта, кремень-баба, как тихо и уважительно называют ее стражники, способна плакать.
– Нет, Оле, – сестра отодвинула от себя положенный на стол ключ. – Отдай его Гудрун, уж она точно спрячет так, что никто не найдет и не допросится отдать. А я… Я ведь тоже не из стали, и видела и слышала все.
– Ясно, – вздохнул Сван. – Прямо хоть нового стражника нанимай, чтобы еду этому гаду приносил и в окошко совал. До суда.
– Нужно еще раз все проверить.
– Прецедент. При обучении стражников рассказывать обязательно. Если еще кто-нибудь когда-нибудь удумает…
– Ларс запишет в хронику…
– Копию в наши архивы…
– Известить храм Дода…
– Точно. Случай такой, что…
Мастера взялись за работу, а у меня тоже есть дела. Я тихонько вышел и прикрыл за собой дверь. Хельга и Оле даже не обернулись.