Шрифт:
Они пошли по темным переходам, снопы солнечного света из стрельчатых окон стелились на полу и освещали их путь. В углах сумрачных галерей, по которым они шли, мелькали какие-то тени, за одной из открытых дверей мелькнула тень – Марте стрельнула взглядом, но не подала виду.
Он завел свою гостью в небольшую комнату со сводчатым потолком, сырыми углами и запахом плесени. Однако в огне уютно потрескивали поленья, а перед камином растягивался в ширину низкий диван. В целом комната была обставлена в старинном вкусе, но строго и аскетично. Все стены были голыми, кроме одной, на которой висело распятие Христа внушительных размеров. В этот раз Марте не захотелось прикладываться к нему губами, как раньше, в церкви.
– Тебе страшно? – неожиданно произнесла она, взглянув на него в упор.
Как плохо она его знала, несмотря на то, что она могла знать даже то, что не знал о себе он сам:
– Я думала, мы останемся в той яме, в лесу, и не выйдем из нее никогда. Но твои молитвы – они со мной – они охраняют меня.
Он перекрестился, заметил, что она не повторила за ним ритуал:
– Бог с нами, Марта! И мы должны быть с Богом. Тогда нам ничего не страшно!
– Ты мой священник, но я знаю другого мужчину, с которым я была счастлива на поляне, который спасал меня и обогревал ночью в лесу. А потом лечил вопреки воплям всего города.
«Игра началась. Она незаметно вспоминает инкуба».
– Не я спас… Господь нас спас, Марта!
Она улыбалась и беззвучно шевелила губами.
– Ты мне покажешь то место, на поляне?
У нее загорелись в глазах огоньки.
– И если ходит молва о нашем грехе – я не боюсь этих разговоров, город полнится слухами. Просто каждый должен помнить о своем грехе, – и он стал изучать реакцию Марты, на лице которой не двинулся ни один мускул.
– Мы…
Его откровения прервал детский крик, будто раздавшийся из дальних комнат. Марта вздрогнула.
– …Мы грешны и должны каяться, – продолжал он, умышленно обходя вопрос ее связи с инкубом. – Озабоченный муж истязает тебя и себя. Бегает ночами по лесу. Скоро начнется настоящая охота на ведьм. Но еще можно остановить поднявшуюся смуту…
– Я не за этим пришла…
– Вспомни, Марта, когда ты первый раз пришла ко мне. Да-да, тогда, в зимнюю стужу. Ты просила помощи моей, а получила помощь Господа нашего. И в этот раз не лес укрывал нас от безумцев… Нам есть, кого благодарить, – и он вновь и вновь изучающе посмотрел на Марту. – Ты забываешь о Боге. Человек рожден для жизни небесной, на земле он готовится к ней, пребывая в молитвах и добрых делах. Почему у тебя такая странная улыбка? Я читал тебе истории свя….
Но он не успел договорить, как Марта подошла к нему вплотную и, взявшись руками за одежду, с треском рванула ее. Рубашка брызнула мелкой россыпью оторванных петелек.
Он схватил ее за руки, но она уже прильнула к обнаженной груди своего избранника, лобзая его тело.
– Марта! Марта! Опомнись! – он попытался отнять ее от себя. – Страсть погубит нас обоих! – напрасно он сдерживал ее порывы, напрасно успокаивал ее, дрожащую, как осиновый лист.
– Ты не бросишь меня? – спросила она, всхлипывая. – Поклянись своим Богом! Служи ему, сколько хочешь. Я не буду мешать, – и вдруг затараторила: – …Но твой Бог иногда закрывает глаза и отворачивается от нас от всех, и тогда мы можем встречаться. Я знаю это. Чувствую сердцем. Мы же можем, можем… Не бросай меня…
– Марта, Бог в сердце нашем. Он не где-то, он с нами…
– Я знаю, знаю, – шептала Марта. – Но может это Бог подарил мне право тебя любить?
– Марта…
Она засыпала его поцелуями. Ее глаза были закрыты – колени ослабли, и она сползала на пол, увлекая его за собой.
Но он не поддался. Невидимая сила следила за ним всюду, и ее всевидящее око, казалось, надзирало со стен, выглядывало из темных пустоватых комнат, а в храме через витражи церковных окон, ловило по темным местам леса.
– Ты не должен быть только священником. Ты мой… Ты меня сводишь с ума. Я счастлива от этого…
– Счастлива… От безумства?!
– Молчи.
Но он с новой энергией взялся ее разубеждать:
– Марта, ты встанешь на путь истинный. Ты вкусишь радость материнства.
– С тобой, да? – спрашивала она с ехидцей.
– Не избирай меня в любовники. Моя плоть не стоит того. Что взять с засохшего дерева, у которого нет, и не может быть плодов?
Марта хищно взглянула на него и ловким движением сорвала узелки своего платья. Легкий шелк скользнул по телу на каменный пол. Священник, ошарашенный ее поступком, припал к стене, закрывая ладонями лицо, как от ослепляющего света.
– Вы спросили про поляну… Я хочу позвать Вас, господин священник на поляну, сегодня ночью. Мне никогда не было так хорошо, как в ту ночь. Вы, я, юная Олина…
Он сидел на полу, недвижим, как статуя.
– Ты знала про Олину…
– Что?
– Ты все знала про Олину?
– Мы пойдем на поляну? Пойдем? Пойдем? – Марта протянула ему руки.
– Постой! Ты говоришь о грехе. Марта!
– Мы все грешны…
– Ты вспомнила Олину. Но вспомни, кто ее привел? В ту ночь…
– О, Вы не хотите…