"Я должен буду поблагодарить Гирундо, когда он перестанет орать во все горло", - сказал Птероклс. "Это могло бы не прийти мне в голову, если бы он не предложил это".

"Кажется, это работает довольно хорошо", - сказал Грас. "Жестковато с миндалем, но мы ничего не можем с этим поделать".

Аворнийские солдаты образовали периметр на дальнем берегу реки. Несколько ментеше выехали им навстречу, но только несколько — недостаточно, чтобы помешать им переправиться. И, по приказу Гирундо, аворнанцы привезли с собой через реку несколько метателей камней и дротиков. Выпущенные ими снаряды отбили у кочевников охоту подходить слишком близко. Вскоре даже горстка ментеше, пытавшихся противостоять армии Граса, развернула своих лошадей и ускакала прочь.

"Мы позаботились об этом", - сказал Птероклс.

"Они ушли не навсегда", - сказал Грас. "Они попытаются доставить нам неприятности где-нибудь в другом месте. Но они не доставят нам неприятностей здесь, и это то, о чем я беспокоился". Он ухмыльнулся волшебнику. "Спасибо".

"С удовольствием, ваше величество, и я имею в виду каждое слово из этого", - ответил Птероклс. "Каждый раз, когда мы освобождаем очередную деревню рабов, я защищаю кого-то из своих от ..." Он не произнес имени, но посмотрел на юг. Грас кивнул, понимая, кого он имел в виду. Птероклс продолжал: "Каждый раз, когда я делаю что-то подобное, я тоже получаю что-то взамен".

"Весь Аворнис многим обязан… ему", - сказал Грас. "Если эта кампания пройдет так, как мы надеемся, мы сможем вернуть большую ее часть. У нас будет.. то, что он хранил долгое время ".

Если они доберутся до Йозгата, если они получат Скипетр Милосердия — что тогда? Грас не знал, но, о, как он хотел это выяснить!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Да, я снова собираюсь в деревню", - сказал Ланиус. Выражение лица Сосии было, мягко говоря, сомнительным. "Ты не можешь сказать мне, что тебе там нравится", - сказала она. "Ты не можешь, я имею в виду, если только тебя там кто-то не ждет".

"Да", - сказал он, и ее глаза яростно сверкнули. Он поднял руку, чтобы сдержать молнию. "Это не женщина. Ты видел это, когда был там в последний раз. Ты можешь прийти снова, когда захочешь. Не говори мне раньше времени. Я не беспокоюсь об этом. Но у меня там есть Коллурио и Кринитус, а также Паунсер."

"Этот жалкий обезьяний кот", - сказала его жена. "Судя по тому, как ты об этом говоришь, это с таким же успехом может быть человек".

"Возможно, в один прекрасный день весь Аворнис будет говорить об этом", - сказал Ланиус.

"Что заставляет тебя думать, что весь Аворнис уже не говорит об этом?" Сосия сделала паузу, чтобы зачерпнуть ложкой немного каши на завтрак и отпить вина из своего кубка. "Я тоже знаю, о чем говорит Аворнис. "Почему король тратит столько денег и времени на бессловесное животное?" Люди могут понять любовниц. Но обезьяна?" Она покачала головой.

"Паунсер - зверь, но он далеко не тупой. Люди тоже это увидят", - сказал Ланиус. Он начал говорить еще больше, но в последний момент придержал язык. Изгнанный никогда не преследовал Сосию во снах. Он также не стал бы говорить о Набрасывателе с Ансером или Гирундо. Грас и Птероклс.. понял.

Сосия этого не сделала. "Ну, тогда продолжай. Я не могу остановить тебя, но мне это тоже не нравится".

"Это не имеет к тебе никакого отношения", - сказал Ланиус, и он не лгал. "Это государственное дело, вот что это такое".

Его жена фыркнула. "Расскажи мне еще что-нибудь. Интересно, что говорит каменщик или свечник, когда хочет ненадолго уехать от своей жены".

Ланиус раздраженно выдохнул. "Ты хочешь пойти со мной? Ты можешь, если хочешь".

"Нет". Сосия скорчила гримасу. "Меня совсем не волнует страна. Мне нравится там, где я нахожусь. Тебе тоже всегда здесь нравилось. Стоит ли удивляться, что я задаюсь вопросом, чем ты занимаешься, когда начинаешь делать то, чего обычно не делаешь?"

Она могла бы быть констеблем, отслеживающим привычки подлого вора. Ланиус считал это несправедливым. Он никогда не брал ничего, что не давалось добровольно. Взял ли он что-то, чего Сосия не хотела, чтобы он имел, - это другой вопрос, который он не хотел рассматривать так пристально.

Несколько дней спустя он действительно поехал за город. Хотя ему было интересно то, что узнал Паунсер, поездка посмотреть на монкэта не была его представлением о развлечении. Некоторым людям нравилась верховая езда ради нее самой. Ланиус находил это почти таким же странным — и почти таким же извращенным, — как пристрастие Лимозы к плетям. Он стал достаточно хорошим наездником, чтобы оставаться в седле, если его лошадь не становилась слишком резвой, и он ездил на спокойных меринах, чтобы убедиться, что этого не произойдет. Он мог бы это сделать, но сделал это без удовольствия.