«Я всего лишь попросила узнать, кто этот человек…».

«Ты до сих пор в это веришь?» — кривился злобной ухмылкой старый, покрытый холодом и влагой дом.

«Если я его сдала, то отчего не помню его имени?» — вопило внутри разбуженное существо.

Маленькое, но уже не беззащитное, опасное и непредсказуемое, как случайный быстрый взгляд в темное зеркало в полковничьем коридоре, когда ей на миг показалось, что из него смотрит какая-то неизвестная, красивая и страшная женщина, закутанная, как в саван, в белое полотенце.

«Ты помнишь его имя. Твоя совесть приказала его забыть. Вспоминай, Варя, матчасть. Подавленные воспоминания не являются доказательством в силу давности срока преступления, но амнезия не значит, что этого не было».

— Варь, ты что там топчешься? Вижу тебя из окна, — уже гудела в ухо Матросова. — Давай, поднимайся. Кофе стынет. Мастер еще даже не звонил.

— Угу. Бегу.

Нажав отбой, Варвара Сергеевна полезла в инет.

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, — читала, щурясь, почти по памяти, — поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю Присягу и торжественно клянусь… — от лихорадочного нетерпения она пропускала или проглатывала часть слов. — Быть честным, мужественным, дисциплинированным, бдительным работником… хранить государственную и служебную тайну. Я клянусь добросовестно и беспрекословно выполнять все возложенные на меня обязанности… не щадить своих сил, а в случае необходимости и самой жизни… Если же я нарушу эту мою торжественную Присягу, то… пусть меня постигнет наказание по всей строгости советского закона».

— В случае необходимости не щадить и самой жизни… и пусть меня постигнет наказание… — шепотом повторила она то, что искала в тексте.

Она свою и не пощадила.

Точнее поставила под угрозу, подумав о дальнейшей судьбе совершенно чужого ей человека. Кто же знал, что этот импульсивный душевный порыв в конечном итоге обернется для нее невыносимой горечью ошибки!

Да и ошибки ли?

«Разве может жизнь быть ошибкой?» — отстучали в ушах вчерашние слова дядя Вали.

…Как только страх немного отпустил ее, она разглядела в своем захватчике не зверя, но молодого, красивого и хорошо сложенного, с острым и быстрым умом парня, который, волей случая, видимо, попал в неожиданную и скверную ситуацию, и волей же случая, какого-то необычайного совпадения, повстречался ей в этот день дважды.

Уже когда она, потеряв счет времени и почти не ощущая пространства лежала на его руке, он коротко рассказал, что выполнял задание и «что-то пошло не так».

Подробности отказался сообщать в силу секретности, должность свою и имя он по этой же причине раскрывать не стал.

К тому моменту он уже был не с ней.

Пристыв тяжелым взглядом к потертым обоям, вернулся на свою планету.

А Варя лежала и думала о том, что против всяких правил жаждет ступить туда хоть одной ногой.

Его имя и фамилию — а это было простое русское имя и простая фамилия — она узнает лишь утром, в темном и пыльном коридоре с облезлой совой на полке, когда полезет обыскивать пятнистую куртку и найдет в потайном кармане водительское удостоверение.

И все то, невыносимо сложное в своем сплетении, что заставит ее часом позже испытать огромной силы муки совести, впоследствии послужит причиной ее внутреннего побега.

Даже сейчас, спустя почти тридцать лет, она так и не осознала, в чем был ее истинный грех — в том, что она, поддавшись чувству, на несколько бесконечных часов забыла о том, что она офицер и нарушила присягу, поставив под угрозу покой граждан, потому как даже не попыталась выяснить личность своего захватчика, женской хитростью притупить его бдительность, чтобы сдать его немедля властям, или же в том, что она, не решившись на это сразу, предала всё, что между ними случилось.

Прилипнув к грязному окну, она наблюдала, как он, минутами ранее молча прижимавший ее в дверях так крепко и сильно, что, казалось, теперь уже ничто и никогда не сможет разлучить их во вселенной, выйдет из подъезда, и почти на том же месте, где вчера явился ей, выскочив из люка, будет подхвачен под руки двумя людьми, в каких-то темных куртках, без лиц и фигур.

Застыв истуканом, с бешено колотящимся сердцем, она напрасно утешала себя тем, что он мог быть кем угодно — таким же, как и она, ментом, внедренным в людскую толпу, секретным сотрудником службы разведки, бойцом отряда особого назначения, коварным диверсантом, завербованным агентом чужих спецслужб.

Ведь «там» разберутся.

Если свой — отпустят…

Ее звонок Никитину был всего лишь очередным совпадением — парня явно ждали в засаде…

Ужас пережитого заключался в том, что Варя, став очевидцем событий вооруженного переворота отчаянно не знала, кто именно сейчас «враг». В стране висело двоевластие. Свои, хрипя от бессильной ярости, бросались на своих же — на тех, с кем еще месяцы назад ходили на службу, водили в сад детей и пили водку по выходным. Милиция, самая небезупречная, но слаженная структура, как чашка, треснула пополам.

Варя была потеряна, обесточена, дезинформирована, захвачена, обманута, брошена своими же в сосущий мрак неизвестности. Никитин мог бы почувствовать, что с ней происходит что-то экстраординарное. Она не вышла, как обещала, добравшись до квартиры полковника на связь, он мог бы обеспокоиться, вызвать наряд по адресу, по которому сам же и отправил на пару дней.

Но разве не за это она годами боролась — за свою, как от мужчин вообще, так и от него, в частности, независимость?

Разве не она годами огрызалась, когда он нравоучал, наставлял, пытался уберечь?