— В таком случае я не принимаю твой отказ, — отрезал он. — Я сам буду оценивать риски и распоряжаться своей жизнью. И я решил, что мы поженимся.

— Нет! — выдохнула я. — Ты не можешь решать за меня.

— Могу.

— Нет!

— Не спорь, Гвен. Больше говорить тут не о чем.

Мне стало почти физически больно из-за того, что он не хотел меня слушать и понимать. И теперь ещё острее ощутила, что даже если у нас получится снять проклятие, я не буду счастлива в браке, в котором муж будет просто отмахиваться от моих возражений.

— Спорить не буду. Как и выходить за тебя, — твёрдо сказала я.

— Предпочтёшь стать нищей через пару лет? Дома вы скоро лишитесь, а заработок лекарки не покроет налог, который тебе нужно будет платить за себя. Я понимаю твои страхи и твоё нежелание рисковать. Понимаю. Именно поэтому я дам тебе время привыкнуть к тому, что мы поженимся.

Вот ведь несносный упрямец!

— Давай отложим этот разговор? Для меня сейчас важнее твоё выздоровление, — мягко проговорила я и погладила Ирвена по щеке, меняя тактику. — Нам ничего не нужно решать сегодня. Продлим договор, ты защитишь меня от Бреура, а потом мы вместе подумаем, что делать дальше. Хорошо?

Он наконец расслабился и поцеловал меня. Бережно и нежно, совершенно иначе, чем раньше. Без исступления, без горечи, без отчаяния. Медленно, плавно, дразняще.

Я прикрыла глаза и отдалась на откуп новым ощущениям. Изучала его так же, как он изучал меня. Таяла в этом поцелуе, хоть и знала, что не соглашусь на брак. По крайней мере — в ближайшие месяцы.

Ирвен не хочет этого признавать, но он живёт за счёт заёмных жизненных сил и чересчур слаб, чтоб так рисковать. А я слишком сильно забочусь о нём, чтобы выйти за него замуж, однако говорить ему об этом пока не стану.

Взошедшая луна укутала луг пелериной из голубого света, накинула на деревья невесомые искристые шали, сплетённые из звёздного сияния, и застыла десятками отражений в тёмных окнах имения.

— Тогда я отправлюсь к твоему брату, попрошу продлить наш договор и заодно сделаю кое-какие дела в городе.

— Ирвен, пожалуйста, не надо никуда уезжать сегодня. Ты пока слишком слаб.

— Нет, Гвен. Единственный способ перестать быть слабым — это подняться и начать действовать. Ни один мужчина ещё не становился сильнее от лежания в кровати. Я вернусь через несколько часов, а ты пока отдохни и наберись сил. Пусть Нони приготовит тебе что-нибудь особенное. Или вызови модистку из города, я оплачу все расходы. Побалуй себя чем-то приятным.

— Мне было бы приятно, если бы ты слушал меня… — вздохнула я, уткнувшись лицом ему в грудь. — Как твой целитель, я говорю: твоё тело с трудом борется с ядом, и нагрузки тебе противопоказаны.

— Я ощущаю себя гораздо лучше, — упрямо возразил он. — А разговор с твоим братом не терпит отлагательств.

— Хорошо, — снова сдалась я, понимая, что переспорить Ирвена невозможно, а это не та битва, в которой я использую последние стрелы, и не тот холм, на котором я готова умереть.

Подняла на него глаза и попросила:

— Только умоляю, будь осторожен. И не верь тому, что говорит Бреур.

Ирвен не возвращался так долго, что беспокойство нарастало с каждым часом, пока не встало в горле першащим, горьким комком. Бреуру я не доверяла ни на грош и боялась, что он сделает Блайнеру или мне какую-нибудь гадость просто потому, что может.

Ни сладостей, ни развлечений, ни тем более модисток мне не хотелось.

Чем глубже я мысленно погружалась в ситуацию, тем сильнее опасалась ритуала, который должна была провести уже через несколько часов. И посоветоваться было не с кем — рассказать я ничего не могла, а на оставленный на тумбочке листок со схемой Ирвен не обратил внимание ни вчера, ни сегодня. Просто взять и всучить ему листок не получалось — попробовала, но тело будто становилось чужим, как только я собиралась нарушить приказ Бреура.

Из найденной у Ирвена книги о ритуалах ничего относящегося к моему случаю выяснить не удалось. Да там даже отдалённо похожей схемы не было! Однако между тем, что рассказал Бреур, и тем, что писали в книге, была одна существенная нестыковка. Дети Гесты могли воззвать к Танате. Это подтверждала и история Моэры, и десятки других. Геста карала за «измену» только жрецов, но Гвендолина жрицей никогда не была и быть не могла — женщин не допускали до этой роли.

А значит, Бреур солгал мне. А если солгал в этом, то в чём ещё?

Из памяти Гвендолины ничего полезного выудить не удалось. Ритуалы никогда её не интересовали и вообще считались неженским делом. Можно подумать, чтобы рисовать круги и знаки мало было двух рук, и требовалось что-то дорисовывать причиндалами!

Хотя логику я понимала — магически одарённые женщины должны рожать детей для Империи, а не заниматься такой ерундистикой, как карьера или воплощение своих желаний. Феминизм в этом мире ещё не придумали, и власти справедливо опасались, что если дать женщинам выбор, то они перестанут выходить замуж по указке семьи и рожать по десять детей от нелюбимого мужа. И тогда настанет хаос, потому что вся текущая общественная система держалась на пресловутом «бабы новых нарожают», что для стороннего наблюдателя было очевидно.