— Довольно! — бросаю я.

— Ну уж нет, — кривится Зейн. — Как я и говорил, живым отсюда уйдет только один… Если оставишь в живых, стражи отволокут меня в темницу. Снова будут пытать и ставить опыты. Они разбежались, как крысы, но стоит тебе уйти, выползут из своих нор и закуют в цепи. В те самые, что отнимают силы и не дают быть адептом.

Его голос дрожит от едва сдерживаемых эмоций:

— Так пусть лучше я умру свободным, чем снова окажусь в их лапах. И если мне суждено погибнуть сегодня, то я проклинаю тебя своей кровью. Пусть она отравит твои победы, превратит триумф в пепел, а все твои достижения обратятся прахом. Да не найдешь ты покоя ни в этом мире, ни в следующем.

Какие бы чувства он ни вызывал у меня, это не важно. Если я не хочу уподобляться ему или Альдавиану, то лучше…

Киваю и сжимаю кулак, когда он шепчет:

— Передай… передай Мэйлин, что я всегда любил её, несмотря ни на что. Пусть она знает, что её отец ушёл непокорённым.

Мой удар достигает такой мощи, что шея Зейна хрустит, а его голова неестественно откидывается назад. На миг в его глазах вспыхивает удивление, смешанное с болью и… облегчением? А затем взгляд стекленеет, и жизнь покидает его тело.

Противник падает на землю, как марионетка с обрезанными нитями. Из уголка его рта стекает тонкая струйка крови, но на лице застыло умиротворение человека, принявшего свою судьбу. Того, кто предпочёл смерть в бою унизительному плену и бесконечным пыткам.

Я стою над поверженным врагом, чувствуя, как горечь и сожаление смешиваются в моей душе. Несмотря на всю ненависть Зейна, на его жестокость и безрассудство, я не могу не уважать его решимость и готовность идти до конца. В его последних словах, обращённых к дочери, проступила искра того человека, каким он мог бы быть, не будь его сердце отравлено жаждой мести и гордыней.

Опустившись на колено, я закрываю остекленевшие глаза лидера клана Кровавого Моря, отдавая ему последнюю дань уважения как воину. Теперь он обрёл свободу, к которой так стремился. Пусть покоится с миром, а я позабочусь о том, чтобы его последние слова дошли до Мэйлин. Это меньшее, что я могу сделать для человека, чья жизнь была искорёжена безумием нашего мира.

Краем глаза замечаю, как во двор выходит несколько стражей. Делаю резкий топающий шаг в их сторону, и они сразу пятятся, точно испуганные дворняги.

— Передайте весточку Императору. Я, Рен из Лесных Холмов, приду за ним, — холодная безрадостная улыбка играет на моём лице. — Это неизбежно, как рассвет. И пусть он знает — в тот день все его тысячелетия могущества обратятся в прах.

Я ухожу, и никто из стражей не преследует меня.

На улице на меня накатывает настоящий водопад Ки. Не сразу понимаю, что это моя собственная сила. Некоторое время мне приходится свыкаться с ней, но, когда полностью возвращается контроль, я быстро нагоняю Наоки и спасённых девушек.

Ко мне тут же бросается белая, как мел, Мэйлин:

— Рен, что с моим отцом?! Ответь же!

Глава 13

Мне тяжело подобрать правильные слова. Они застревают в горле, почти физически царапая его изнутри.

— Рен… — голос Мэйлин дрожит, ломается. — Что с ним? Он ведь… выбрался вместе с нами?..

В её глазах мерцает надежда, но я вижу — она уже знает ответ. Просто отказывается в него верить.

— Зейн хотел, чтобы ты знала — он любил тебя. По-своему. Несмотря ни на что, — произношу через силу, чувствуя тяжесть каждого слова. — Он ушёл непокорённым.

Девушка всхлипывает и отшатывается, прижимая руки к груди. По её щекам катятся слёзы.

— Значит, всё-таки… — она судорожно вздыхает. — Я ведь чувствовала, что он не отступит. Гордость и честь клана всегда значили для него больше, чем… — её голос срывается.

Она делает несколько неуверенных шагов, словно земля уходит из-под ног. Айко ловит, её, помогая удержаться.

— Мне действительно жаль, что всё закончилось так, — произношу я.

— Жаль? — она наконец поворачивается ко мне, в её глазах смешиваются боль и горечь. — Ты убил моего отца. И Зено… Это ведь правда? Ты убил моего брата?

— Да, — отвечаю честно. — Твой брат был…

— Жестоким? — она горько усмехается. — Бессердечным? Кровожадным?.. Я знаю. Отец сделал его таким. Пытался сделать и меня… — Мэйлин обхватывает себя руками, словно защищаясь от нахлынувших воспоминаний. — Всегда твердил о величии клана, о долге перед семьей. Я была для него не дочерью — разменной монетой в политических играх.

Она умолкает на мгновение, собираясь с мыслями:

— Когда я полюбила Лиана, отец пришёл в ярость. Говорил, что я предаю клан, что позорю его имя. А я… я просто хотела быть счастливой, — её голос дрожит. — Знаешь, что самое страшное? Даже сейчас, после всего, что он сделал, после всей его жестокости… я всё равно плачу о нём. Потому что он был моим отцом. И кроме его чёрствости я помню и многое другое. Как он отвёз нас с братом на фестиваль Десяти Тысяч Фонарей. Как позволил рисовать за своим столом и не бранил, когда я испачкала его документы. Как…