Самые тяжелые воспоминания — о том, чего так и не случилось.

Глава первая

Началось все в тот год, когда на карнавале в День Святого Патрика я танцевала чечетку в костюме гнома-лепрекона, а Ронни Салливан приставил ржавый перочинный ножик к горлу моего кузена Карлтона. В том же году распались «Битлз», солдаты Национальной гвардии застрелили четверых студентов Кентского университета, а Джош из Вьетнама писал Брейди, кончавшему школу: «Только не вздумай идти добровольцем. Во всем этом дерьме нет ничего патриотического».

Мне тогда было всего пять лет. Я жила в мире замкнутом, самодостаточном, обеспеченном, очень южном, крепко-накрепко связанном с землей и с семьей, — все мои родственники были потомками ирландских иммигрантов, поселившихся в Джорджии лет сто тридцать назад. Я чувствовала себя в центре жизни, события которой разбегались вокруг меня ровными кругами.

На карнавале в День Святого Патрика, который устраивали у старого загородного павильона, семейство Джейси торговало сандвичами, печеньем и пуншем, разложенными на столиках неподалеку от сооруженной в павильоне сцены. Оркестр «Даун маунтин бойз» играл блуграсс, а младшая группа танцевальной студии моей тетушки Глории, наряженная в костюмы лепреконов, била чечетку.

Мама фотографировала меня за этой каторгой. Танцы не были моим призванием. Я вечно сбивалась с ритма и к тому же терпеть не могла коллективных выступлений, предпочитая быть сама по себе.

Мои подружки под аккомпанемент пластинки с каким-то ирландским танцем прошаркали наш последний номер. Я посмотрела в зал и увидела в толпе у самой сцены высокого десятилетнего мальчишку, неряшливо одетого, с грязными темными волосами. Рон Салливан. Ронни. Даже в маленьком городке каждый занимает определенное место на крутой общественной лестнице. Мои родители стояли на самом верху. Ронни и его отец — на ступеньках в подвал.

Он смотрел на меня совершенно серьезно, словно я вовсе не вела себя как полная дурочка. Я умудрилась дважды наступить на ногу своей кузине Вайолет, а кузину Ребекку пихнула локтем, и поэтому вокруг меня образовалась пустота.

Я забыла про свои неуклюжие руки-ноги и уставилась на Ронни Салливана — я впервые видела вблизи сына мерзкого и ужасного Большого Рона Салливана из Салливановой ложбины. Наша семья с Роном Салливаном не общалась, хоть они с Ронни и были нашими ближайшими соседями, так как жили на Соуп-Фоллз-роуд милях в двух от нашей фермы.

Все знали, что Ронни Салливан — из отбросов общества, таким он родился, так выглядел, и даже пахло от него, как от отбросов — поэтому и в толпе люди старались держаться от него подальше. Может, это была одна из причин, почему я глаз с него не сводила.

Мой кузен Карлтон стоял в полуметре от Ронни, как раз между ним и столом Джейси. Среди родственников встречаются такие, которых переносишь с трудом, и Карлтон Малоуни принадлежал к их числу. Ему было лет двенадцать, он был воображалой и вечно надо мной смеялся.

Я заметила, как он оглянулся — раз, другой. Около коробки из-под обуви, которую использовали вместо кассы, лежала пара долларовых бумажек. Карлтон протянул руку, схватил деньги и сунул их в карман брюк.

Я глазам своим не поверила. Он украл деньги у семейства Джейси! У своего собственного дяди! Нас с братьями с пеленок приучали к честности, мы бы и пенни не стащили из чашки с мелочью, стоявшей у папы на комоде. Воровство — страшный грех.

Дядя Дуэйн взглянул на стол, нахмурился, пошарил между коробками с печеньем, а потом, наклонившись к Карлтону, что-то ему сказал. Карлтон отпрянул назад и, помотав головой, указал на Ронни.

Я остановилась как вкопанная. Папа замахал руками, словно я — напуганный теленок, которого надо расшевелить. Ничем я не была напугана. Я была в ярости.

Дядя Дуэйн, выпятив челюсть, метнулся к Ронни и схватил его за руку. Я видела, как дядя Дуэйн что-то грубо ему сказал, и Ронни насупился.

Потом Ронни взглянул на Карлтона, бросился на него и, швырнув наземь, повалился сверху. Зрители с визгом кинулись врассыпную.

Дядя Дуэйн пытался оттащить Ронни от Карлтона, но Ронни его не отпускал. Одной рукой он вцепился Карлтону в свитер, а другую, в которой был зажат ржавый перочинный ножик, держал у самого его горла.

— Не брал я никаких денег! — орал Ронни. — Ты все врешь!

В дело вмешался мой папа. Уперевшись коленом в спину

Ронни, он выхватил у него нож и одним рывком поставил мальчишку на ноги.

— Где деньги? — грозно спросил дядя Дуэйн.

— Не брал я никаких денег, — прошамкал Ронни. Передний зуб у него был сломан.

— Нет, брал! — завопил Карлтон. — Я сам видел! Все знают, что ты вор. Как твой папаша!

— Ронни, верни деньги, — сурово сказал ему папа.

— Да нету их у меня.