К тому же деньги — пыль. Настоящую ценность имеет только информация. Информация и люди.

— Оставь золото себе, — хмыкнул я. — Оно мне без надобности.

— Ты не только умён, но и щедр, Феликс!

Человек без лица рассмеялся, однако уже в следующую секунду его тон разительно изменился. От былой шутливости и ехидства не осталось даже следа. Теперь мой собеседник будто бы вбивал железобетонные сваи каждым своим словом.

— Чего ты хочешь? — спросил он, глядя на меня цепким, изучающим взглядом.

Этот короткий вопрос прозвучал так внушительно и так грозно, что могло показаться, будто его произнёс большой начальник, обращавшийся к вытянувшемуся по струнке подчинённому, а не связанный по рукам и ногам пленник, смотревший на своего пленителя исключительно снизу вверх.

Отличная работа с голосом. Будь на моём месте кто-нибудь более впечатлительный, у него, наверное, уже задрожали бы колени. Я же лишь улыбнулся и спокойно ответил:

— Хочу поговорить. Как равный с равным. Без ужимок, без жонглирования образами, без всей той комедии, которую ты ломаешь передо мной последние минуты.

— Как равный с равным? — прищурился человек без лица. — Трудно говорить о каком-то равенстве, когда один держит другого за глотку… Убери порченый клинок, освободи меня от цепей, и тогда я, возможно, исполню твоё странное желание.

— Возможно? — спросил я, вдавив остриё клинка чуть глубже в рану. — Это меня не устраивает.

— Мы поговорим, обещаю, — прохрипел человек без лица. — Но не могу обещать, что ты будешь доволен результатом этого разговора…

Я усмехнулся про себя. Можно было ответить перевёртышу теми же словами, но к чему сотрясать воздух впустую? Выждав мгновение, я убрал чёрный кинжал в ножны, поднялся на ноги и отошёл к окну — туда, где у стены находилось ружьё. Если уж решил выпустить «зверя» из клетки, то сперва стоило обезопасить себя от возможного нападения.

На то, чтобы засыпать порох в ствол и на затравочную полку ушло не больше десяти секунд. Ещё столько же понадобилось, чтобы вытащить из кошелька горсть мелких медных монет. У меня не было картечи, но эти неровные, частью изрубленные «лепестки» вполне могли её заменить. Оставалось только раздуть фитиль и можно стрелять.

Человек без лица сумел увернуться от выстрела пулей, однако теперь этот фокус сработает очень вряд ли.

— Чисто на всякий случай, — негромко произнёс я, аккуратно приставив ствол ко лбу перевёртыша, — дёргаться не надо, иначе тебе может очень сильно поплохеть.

— Я уже видел, на что способно твоё оружие, — медленно, отчётливо выговаривая каждое слово, сообщил человек без лица. — И не собираюсь соревноваться с ним в скорости.

— Правильное решение, — кивнул я. — Потому что ты всё равно проиграешь.

Цепь, сковывавшая перевёртыша, тихо звякнула, ударившись об пол. Пленник оказался свободен, а я быстро шагнул к стене, разрывая дистанцию. Правило шести метров никто не отменял, и пусть в нашей ситуации оно было не совсем применимо, от опасности в любом случае лучше держаться подальше. Иначе можно просто не успеть среагировать на рывок.

— Кто тебя готовил, Феликс? — перевёртыш медленно сел, поджав ноги. Он двигался плавно, тягуче, чтобы не нервировать меня лишний раз резкими движениями. — Не верю, что старый инквизитор рассказывал тебе о таком — он подкован в магии, но тайное искусство не в чести среди мастеров. Кто научил тебя нашему ремеслу?

— Мы не будем говорить о моём прошлом, — резко ответил я.

— Очень зря, — усмехнулся человек без лица, потирая садненные цепью запястья. — Разговор — он как танец, Феликс, одно «па» плавно вытекает из другого: за обсуждениями прошлого следует беседа о настоящем, а там и до планирования будущего недалеко…

— В танце один ведёт, а другой только следует за ведущим, — я качнул ружьём, чтобы у человека без лица не возникало иллюзий относительно ролей в нашей паре.

— И куда ты собираешься нас вести? — сразу же поинтересовался мой собеседник. Он, разумеется, понял этот весьма прозрачный намёк. — Но прежде чем ты ответишь, хочу напомнить, что прямо сейчас императорский наместник находится под полным контролем сирены… А ты единственный человек, который способен противостоять её злому могуществу.

По спине пробежал холодок, а волосы на затылке встали дыбом. Я хорошо помнил, каково это -бороться с удушающим очарованием Риты. Очарованием, лишающим желаний, мыслей и самой воли.

— Судьба графа вил Кьера меня не волнует, — с невольной хрипотцой в голосе возразил я.

— Не могу осуждать тебя, — понятливо кивнул человек без лица. — Я вил Кьера и сам не люблю. Даже ненавижу! Впрочем, как и он меня… Но сейчас вопрос не в личных отношениях, Феликс. Империя превыше всего, а граф, кем бы он ни был, представляет её волю…