Приехали.

Здание стояло посреди маленького парка. Саша достала было пластиковую карту, но Иван опередил ее, сунув таксисту смятые купюры.

И они пошли. Саша начала волноваться еще в машине. Теперь же ее просто заколотило.

– Да нормально все, – подал вдруг голос Иван. – Все путем, поверьте. Это ненадолго.

– Так заметно, что меня корежит?

– Да за версту. На самом деле, я же понимаю… Александра, вы это… Она хорошая, честно. Просто побудем немного, чаю попьем. Пойдемте вон туда.

Он слегка потянул ее за рукав.

– А мы разве не в школу?

– Нет, ну что вы. Там уроки и вообще пропускной режим. Строго все. Нам Татьяна Сергевна поляну накроет. Она сама предложила – подсобка, удобно.

– О господи. Тетя Таня?

– Ну да, – Очитков вдруг тепло улыбнулся. – Мурзик тоже будет. Он странный. Вы не пугайтесь его, если что. Он такой… любит попугать.

– Мурзик?..

– Такой мальчик, сами увидите, – Иван призадумался. – Вообще-то он Муртаза, но это мелочи, вы же понимаете?

– Наверное, понимаю.

– Ну, все. Пришли.

В комнате висели вельветовые занавески – на окне и по всем стенам. Почему-то Саше четко врезалось в память – навсегда, будто вышилось яркими нитками, – потертый сиреневый вельвет, мягкий, старый, какой-то виновато-убогий. На столе стояла миска с фруктами, жареные куриные ножки, нарезанный хлеб, ветчина и сыр. Торт тоже был – стоял под прозрачным пластиковым колпаком, матово отливал красными вишенками и шоколадными завитушками. Было мило, но не очень-то празднично.

Тетя Таня оказалась как раз такой, какой представляла ее Саша, – толстой до припухлости, безмерно доброй и до смешного глупой. А вот Мурзика Саша действительно испугалась. Как только она переступила порог комнаты, он выскочил из угла странным темным зверьком, завыл, затопотал ножонками, а потом бросился на пол и принялся обнюхивать Сашины ботинки.

– Ну, Мурзя, ладно, тихо, тихо… Нельзя так на тетю, нельзя… Ты ж хороший мальчик. Кто у нас хороший мальчик? Мурзенька, ага!

Тетя Таня подняла его, погладила, прижала к животу и сунула яблочко. Мальчик успокоился, замолчал. Только глядел странно – вытаращенные черные глаза, казалось, прошивали насквозь, холодили.

– А сейчас Лизанька придет. Мурзя Лизу ждет? Ну, покажи-ка, как ты Лизу ждешь?

– Аж-ж-ж-ж!!! – заверещал мальчик и принялся прижимать руки к груди.

Саша не понимала, что она тут делает. Не понимала от слова совсем. Эта Татьяна Сергевна, похожая на старую корову, этот несчастный мальчик, дикий как неведома зверушка…

Иван Очитков стоял, сцепив пальцы, снова убийственно-отстраненный и хмурый. И занавески эти, у них даже цвет какой-то безумный. Безумное чаепитие. И никакого веселья.

– Я позвоню Лизе, – резко сказал Иван.

– Да у нее уроки…

– Ничего, отпросится. Там в курсе.

Он вышел в коридор и прикрыл дверь. Мурзик все смотрел на Сашу своим дикими нечеловеческими глазами. Тетя Таня раскладывала конфетки.

А потом послышались шаги, возня, смех…

Лиза влетела словно ветер. Она ворвалась в облаке воздушных шаров, с большим бумажным цветком в руке, в яркой футболке с блестками. Саша не успела опомниться, как Лиза кинулась к ней. И было много слез…

Как она плакала, как прижималась, как целовала одеревеневшие Сашины руки… А до лица дотянуться не могла, хотя и вставала на цыпочки, поднимала счастливое зареванное лицо. А когда Саша, наконец, сообразила, что нужно сделать – наклонилась, нарисовала улыбку, – Лиза уже оторвалась, отошла на шаг, снова вернулась, посмотрела близко-близко, потрясла головой, словно не веря…

– Какая же вы милая, милая… Вот такая, какую представляла! Именно такая, как хотела. Вы мне сегодня снились. Ой, я такая счастливая!

И она закрыла лицо руками, задрожала.

– Аж-ж-ж!!! Р-р-р-ры!!!

Мурзик выполз из-под стола и обхватил ее ноги. Лиза опустилась на пол и уткнулась головой в его черный жесткий затылок. Она гладила его, плакала и смеялась. Ребенок сначала тоненько пищал, потом совсем притих и закрыл глаза – Лизу он понимал и любил.

– С днем рождения, Лиза.

И еще долго-долго ночами, утопая в свежей хрустящей постели, Саша пыталась понять, что же тогда напугало ее больше всего. И поняла. Она боялась, что Лиза не выдержит наплыва чувств, не справится с эмоциями. И тогда она сломается. Саша так и представляла – еще чуть-чуть, и в Лизе лопнет натянутая до немыслимого предела тонкая струна. И тогда… Вот оно, самое страшное. Саша не могла вообразить, что случится после.