Она выбросила этот термин как напоминание о том, что играла со мной в опасную игру. Ей не подходила роль чёрной вдовы, но именно это напомнило мне её поведение. Вопрос был в том, почему, но на данный момент это не было причиной, по которой я оказался здесь. И это не станет проблемой. С этого момента наш совместный сексуальный инцидент будет отодвинут в сторону.

Навсегда.

Как будто этого никогда и не было.

Так и должно быть.

Хотел ли я получить ещё кусочек или нет, уже не имело значения.

Она точно знала, кто я такой, за два дня до этого в клубе. В моём клубе. Она позволила этому порочному моменту продолжаться, хотя прекрасно понимала, что её отец этого не одобрит. Казалось бы, у невинного цветка, стоящего передо мной, была своя порочная сторона. Не было слов, чтобы выразить то, о чём я думал, или тот неутихающий голод, который я испытывал. По крайней мере, ни одно не приходило на ум.

Однако, я испытывал глубокую злость на себя за то, что не узнал её в тот момент, когда впервые увидел. Я мог позволить себе роскошь оправдываться тем, что она была накрашена и в блестящем одеянии, или тем, что я видел её в последний раз почти десять лет назад. И то, и другое верно, но я провёл рядом с ней достаточно времени, чтобы узнать её интонации, её смех.

Может быть, я неосознанно отбросил все рассуждения в сторону, чтобы хоть раз вкусить запретное.

— Как у тебя дела? — спросила Делани, и в её широко раскрытых глазах отразилось явное удивление от того, что нас насильно свели вместе. Она нервно провела языком по нижней губе, бросив взгляд на отца. Это означало, что она определённо не делилась с ним новостями, что столкнулась со мной немного раньше.

Блядь. Как я вообще вляпался в эту чертову историю?

— Насыщенно. Как я понял, ты теперь модель. — Я изо всех сил старался, чтобы мой тон оставался бесстрастным. Это было практически невозможно.

Она кивнула.

— И очень успешная. Возможно, ты видел меня на одной или двух обложках журналов. Полгода назад я была в «Вог».

Ухмыляясь, я взглянул на Брэндона, который наблюдал за происходящим, скрестив руки на груди и слегка нахмурившись. Я знал, чего ему стоило попросить меня защитить его единственную дочь. У нас было несколько неприятных разговоров о причинах, по которым наша дружба на пару лет прервалась. Он не одобрял мой рискованный образ жизни. Или тот факт, что я убил или мог убить несколько человек.

Это была лишь одна из причин. Если бы он когда-нибудь узнал, что я трахнул его дочь, он попытался бы убить меня голыми руками. Это вынудило бы меня сделать то, чего я не хотел.

Он вырос в мире, который моя семья ласково называла «обыкновенным миром», где соблюдались правила, а таких, как я, считали подонками. Только за эти годы он перенял несколько моих методов обращения с деловыми партнёрами, что сделало его чрезвычайно богатым и влиятельным человеком. Для этого ему пришлось переступить не одну моральную грань, которую он отказывался принять или даже признать.

Но и Брэндон, и я знали правду.

Если между любовью и ненавистью существует тонкая грань, то между добром и злом она гораздо тоньше. Однажды переступив эту черту, было почти невозможно вернуться обратно. Это бесило его больше, чем тот факт, что я всё ещё был вовлечён в самые неприглядные стороны бизнеса моей семьи. Я был тем, кто убирал мусор во всех сферах жизни.

И всё же он жаждал перейти черту дозволенного на более постоянной основе.

— К сожалению, у меня мало времени на такие легкомысленные увлечения, Делани. Но уверен, что твой успех принёс тебе огромное счастье.

На её лице удивление сменилось выражением глубокого отвращения, чего я и добивался. Ей нужно было возненавидеть меня, иначе это извращённое соглашение не сработало бы. А услуга есть услуга, и я отказывался её игнорировать. Я был в долгу перед этим человеком.

— Вижу, ты всё такой же напыщенный засранец. Интересно, скольких людей ты убил за последнее время. Десять. Пятнадцать? О, верно, да кто их считает?

Она, очевидно, подслушала мой разговор и сделала собственные выводы.

— Я делаю то, что необходимо в моей работе.

— Например, убиваешь людей. Ты не сильно отличаешься от того придурка, который пытался убить меня. Не так ли?

— Хватит! — прошипел Брэндон. — Ты не будешь так разговаривать с Франсуа. Как ты столь метко выразилась, он должен считаться твоим дядей. Запомни это. И как члена нашей семьи, ты будешь уважать его.

Я не был уверен, воспользовался ли он моментом, чтобы напомнить мне о моём месте в его доме, или он сделал это исключительно ради своей дочери, но румянец, заливший её щеки, сказал мне о многом.