Он стиснул зубы.

— Если бы мог, я бы это сделал. К сожалению, это невозможно. Однако я знаком с монстрами, и, если он поверит, что ты можешь быть единственным живым свидетелем, он не остановится ни перед чем, чтобы найти тебя.

— Ну ещё бы, ты очень хорошо разбираешься в монстрах, — сказала я, ненавидя себя за это. Когда Франсуа ничего не ответил, а просто уставился на меня своими безумно красивыми глазами, я почувствовала себя ещё большим дерьмом, чем раньше. — Убийца не знает, кто я.

— Ты в этом уверена? Он охотник. Я хорошо их знаю. Они никогда не сдаются. И он был в твоей квартире. Это означает, что у него был твой адрес, доступ к тем, кто там живёт, — всего лишь телефонный звонок. Если он установит связь, то проверит аэропорты и выяснит, что ты улетела в Новый Орлеан. Я полагаю, ты сделала это под своим настоящим именем?

С трудом сглотнув, я кивнула, и по моей спине пробежал ещё один холодок. Казалось, я никак не могла избавиться от гнева, больше всего на свете мне хотелось выместить его на нём.

— Ты то уж должен знать об охотниках, потому что ты тоже хищник. — Я не была до конца уверена, почему набросилась на него, но я была напугана и ненавидела себя за то, что произошло. За то, что я, по сути, обманула его, не сказав, кто я такая.

— Ты права, Делани. Я хищник. Чтобы поймать преступника, нужен такой же человек. И твой отец тоже это знает.

Почему у меня появилось ощущение, что у Франсуа не возникнет проблем с убийством человека, который чуть не лишил меня жизни? Что ещё хуже, почему я с лёгкостью бы поддержала его в этом поступке? Судья и присяжные. Такой альфа. Такой властный. И такой неправильный.

— Я не сделала ничего плохого.

— Почему ты была в клубе?

Он серьёзно спросил меня об этом. Я задавала себе такой же вопрос несколько раз подряд, но это не давало ему права вмешиваться в мою жизнь.

— Я пытаюсь помочь тебе, но не смогу этого сделать, если ты продолжишь игнорировать мои вопросы.

Он прав.

— Хотя ты, вероятно, думаешь, что в моей жизни нет ничего, кроме вечеринок и пьяных гулянок, правда в том, что я часто подолгу работаю на морозе или в невыносимую жару, чтобы сделать идеальный снимок. Я терплю, когда меня часто фотографируют папарацци, чего я терпеть не могу. Все хотят уличить тебя в бурном романе или в скандальной ситуации, чтобы заслужить свои пятнадцать минут славы. Это означает, что я не могу делать ничего самостоятельно или из ряда вон выходящего. Большую часть времени я оставалась в своей квартире. Об этом клубе мне рассказала моя соседка по комнате. Однажды мы ходили туда вместе. Я обожала его анонимность, и тот факт, что никому не было дела до того, кто я такая. У меня была особенно напряжённая неделя, ужасный фотограф обращался со мной как с ребёнком. Я хотела хоть что-то сделать. Только для себя. Понимаешь? Джинни не смогла воспользоваться приглашением, которое она получила, и я подумал: «А какого чёрта?»

Франсуа не моргал, не произносил ни слова в течение нескольких секунд.

— Ты так же была за рулём машины своей соседки?

— Да. Моя была в салоне. Её парень должен был заехать за ней, так что она не возражала, позволив мне позаимствовать её.

— Кинк-клуб.

— Там был вечер маскарада. Мне было позволено быть той, кем я хотела бы быть. Это было ощущение абсолютной свободы.

— Свобода. Точно так же, как две ночи назад. — Он приподнял бровь, изучая меня так пристально, что я поняла: он видит меня насквозь.

— Да. — Теперь я не могла ему солгать. Зачем мне это?

— Твой отец не знает, что ты приехала в город раньше. Так ведь?

— Нет. И пожалуйста, не говори ему. Думаю, это причинит ему ужасную боль.

— Я не собираюсь рассказывать ему, что видел тебя до сегодняшнего утра. А твоя мама? Она знает, что ты здесь?

Я фыркнула, закатывая глаза.

— Моя мама в какой-то необычной поездке со своим новым мужем. Она, скорее всего, не только не ответит на мой звонок, я также не уверена, что её это вообще будет волновать.

Я ненавидела тот факт, что была абсолютно правдива. В тот день, когда мне исполнилось восемнадцать, моя мать почувствовала, что больше не несёт за меня ответственности. Слава Богу, к тому времени я уже неплохо зарабатывала, работая моделью.

— Господи, — пробормотал Франсуа, возвращая меня к реальности.

Выдохнув, я почувствовала, что он не лжёт мне об уровне опасности. К тому же, я видела на его лице неподдельное беспокойство. Из всех ужасных поступков, о которых я подозревала или о которых читала, ложь не входила в их число.

— Какие у тебя дела с моим отцом?

На этот раз его улыбка была такой искренней, а искрящиеся глаза подчёркивали золотые и фиолетовые крапинки в радужной оболочке.

— У нас гоночный трек за пределами Нового Орлеана, а также команда.

Я невольно расхохоталась, но выражение его глаз говорило о том, что он говорит серьёзно.

— Ты что, не шутишь?

— Не шучу. — Франсуа отхлебнул из стакана. — Подержи. Не хочешь? Здесь немного жарковато.

Когда он подтолкнул стакан в мою сторону, я чуть не уронила его, наблюдая с нарастающим извращённым чувством потребности, пока он стоял надо мной, его нависающая тень была ещё одним напоминанием о том, что произошло между нами.