Шрифт:
— Добрый день, — поприветствовал меня дедушка Мэнн с водительского места, заводя мотор. — Выглядишь паршиво.
— Уже слышал это сегодня, — буркнул я.
— Я поспорил с Майком на двадцать четыре часа работы за моей циркулярной пилой против такого же количества часов с его бензопилой, что ты будешь выглядеть именно так. — Дедушка Мэнн хохотнул, выруливая на улицу. — Похоже, малышу Майку придётся выкорчёвывать мои кусты!
— Рад слышать, что хоть кто-то получает выгоду из моих страданий, — пробормотал я.
— Настоящий Уорнер! — рассмеялась бабушка Мэнн.
Дедушка Мэнн заговорщически наклонился ко мне.
— Я знал, что мне достанется бесплатная рабочая сила. У меня глаз наметан — я сразу вижу, когда мужчина влюблён.
— Да ну, даже Марджори без своих очков-бифокал увидела бы, что Сэмюэль влюблён в Натали, — фыркнула бабушка Мэнн. — А ведь она без них практически слепая! Как вообще можно этого не заметить?
Оуэн, сжав край сиденья до побелевших костяшек, уставился в пол.
— Ну, по крайней мере, я и половина Фокс-Крика об этом не знали.
— Поздравляю с худшим зрением, чем у Марджори, — отрезала бабушка.
Я попытался выдавить улыбку.
— Спасибо за поддержку.
— Не благодари раньше времени, парень, — отозвался дедушка Мэнн, прочищая горло. — Ты довёл нашу драгоценную тыковку до слёз.
Оуэн простонал.
— Я же говорил маме не рассказывать об этом никому! Нат меня убьёт.
И тут из-под приборной панели выскочила маленькая серая мышь.
Не раздумывая, я схватил свернутую газету с панели и начал размахивать ею, пытаясь попасть в грызуна. Мышь ловко уклонялась от ударов, словно участвовала в чемпионате по акробатике.
— Я не хотел доводить Натали до слёз, — сказал я, продолжая махать газетой, — но надеюсь, она позволит мне это исправить.
— Вот и славно, — одобрительно кивнул дедушка. — Это всё, чего мы хотим.
Мышь наконец ретировалась, скрывшись обратно в панели. Я швырнул газету на место.
— Даже не знаю, расстраивает меня это или радует — ты слишком быстро адаптируешься ко всем нашим странностям, — пробормотал Оуэн.
Мы ехали всё дальше от центра города, и за окнами уже сменились заснеженные поля, а затем густой лес.
— Признаюсь, я удивлён вашим прощением, учитывая, что мне рассказывали про вашу давнюю обиду на моего дедушку Уорнера за то, что он однажды купил последний стаканчик мороженого с определённым вкусом в Черри, — заметил я.
— Это был Мятный Новогодний, — проворчал дедушка Мэнн. — Его продают только два дня в году! И Уолтер Уорнер даже не любит этот вкус! До сих пор обидно, честное слово.
— В любом случае, — вмешалась бабушка Мэнн, — не приписывай нам слишком много благородства. Мы решили быть милосердными, потому что знаем, что тебя ждёт настоящее испытание.
— Испытание? — переспросил я, нахмурившись.
— Скоро поймёшь, — лукаво усмехнулась бабушка.
Если она хотела, чтобы это прозвучало пугающе, то у неё не получилось. Мне уже было достаточно страшно думать о том, как Натали отреагирует на мои чувства. Что бы ни представляло собой это «испытание», оно вряд ли могло быть хуже.
Дедушка свернул на знакомую дорогу. Потребовалась пара секунд, чтобы я понял — мы направлялись к дому моей матери у озера.
— Натали в моём доме? — спросил я, нахмурившись.
Оуэн хохотнул.
— Нет.
Тревожное предчувствие сдавило грудь. Единственное, что могло быть хуже, чем объясняться с Натали о своих чувствах, — это делать это перед всей моей семьёй.
— Тогда... она у моей мамы?
— Лучше, — ухмыльнулся дедушка. — Там и твои кузены, и твой брат-близнец, и дед тоже. Вон, Ромео на заднем сиденье, — он кивнул на Оуэна, — договорился со своей Джульеттой и всё устроил.
Я повернулся к Оуэну, который довольно подмигнул.
— Дженна и я были вам с Натали кое-чем обязаны.
Дедушка свернул на подъездную дорожку к дому моей матери, и меня охватило полное замешательство.
Весь двор был заставлен машинами. Повсюду сновали люди. Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять — это были родственники Натали.
— Добро пожаловать на испытание, Сэмюэль, — с хитрой улыбкой произнесла бабушка Мэнн.
— Удачи, — добавил Оуэн, похлопав меня по плечу, пока дедушка Мэнн парковал фургон.
Я расстегнул ремень безопасности и вышел наружу. Я был готов к гневу — вполне заслуженному — но, глядя на дом матери, чувствовал не страх, а нетерпение. Там, внутри, была Натали.