Послышался полицейский свисток.

Мэтт почувствовал, как Конча схватила его за руку. Девушка шепнула:

— Уходим!

В следующее мгновение они очутились в живописном подвальном магазинчике. Стены были сплошь уставлены свечами, посредине стоял чан со свечным салом.

— Ты никого не видел, Хесус, — сказала Конча.

Хесус широко ухмыльнулся и выразительным жестом сомкнул большой и средний палец в кольцо:

— О’кей, сеньорита Пелайо.

Они вышли черным ходом, пробрались через лабиринт водопроводных труб, миновали маленькую деревянную дверцу и оказались в переулке. Конча остановилась, чтобы вытереть кровь с лица Мэтта, потом взяла его под руку и вывела на Мейн-стрит. Она тащила спутника за собой — быстро, но не слишком, дабы не вызывать подозрений, — по району Плаза, потом через дорогу, в церковь Владычицы Небесной.

Внутреннее убранство старой церкви было выдержано в темных тонах, а главный алтарь сиял белизной. Служба не шла, но сияние свечей озаряло молчаливые фигуры, смиренно стоявшие на коленях возле скамей.

— Убежище, — прошептала Конча. — Почтенная древняя традиция.

Она обмакнула руку в чашу у входа, перекрестилась и двинулась по центральному проходу, затем опустилась на колени и несколько мгновений стояла неподвижно. Мэтт неловко топтался рядом, не зная, чего от него ожидают.

— Все нормально, — тихо проговорила девушка, вставая. — Вам необязательно что-либо делать.

Мэтт молча последовал за ней. У решетки алтаря Конча вновь преклонила колени. Мэтт проскользнул на пустую скамью, сел и огляделся. В старой — по американским меркам — церкви царили мир и тишина. До него стало доходить нечто смутное, нечто, чего он не сумел постичь ни в ходе всех своих исторических изысканий для писательского проекта, ни даже во время своего визита сюда в Страстную пятницу.

Конча наконец поднялась. Перед образом Святой Девы Гваделупской она помедлила и зажгла лампадку. Губы девушки чуть заметно шевелились. С серьезным лицом она повернулась к Мэтту.

— Пойдем? — спросил тот.

Конча неторопливо шагнула к двери.

— Да, пожалуй. Вас уже наверняка перестали искать. Мы доберемся до машины… — Она замолчала, ее рука повисла в воздухе на полпути к чаше. — Нет. Пожалуйста, сядьте. Вон туда.

Мэтт, озадаченный, но послушный, уселся на скамью под образом святого Эмигдия. Конча опустилась на колени в проходе, затем села рядом. В этой части церкви никого, кроме них, не было.

Девушка взяла Мэтта за руку и крепко сжала — он ощутил тепло даже через перчатку. Но в ее жесте не было кокетства — только искренность и доверие.

— Здесь так спокойно, — сказала она. — Я больше не принадлежу миру. Я чувствую самое главное, а на остальное просто смотрю и совершенно не переживаю.

— И что же самое главное?

Конча кивком указала на алтарь:

— Вот это. И как я себя здесь чувствую. И еще немножко вы… сознание, что с вами можно поговорить. Хорошо, что вы здесь, Мэтт. Я даже не ожидала. Я думала, что приведу вас сюда и буду мучиться, но все получилось прекрасно. Поэтому я могу говорить…

Мэтт, в утешительном молчании, погладил ее руку.

— Господи, — сказала девушка, — упокой душу моего отца с миром.

Она надолго замолчала.

— Я пыталась, — наконец произнесла Конча, — выстроить рассказ логически, чтобы вы поняли причину, но логики тут нет. Когда пытаешься рассуждать логически, только хуже становится. Поэтому придется просто сказать напрямик. Это причина всего. Именно поэтому я хотела уйти в монастырь, поэтому я, как вы заметили, нервничаю, поэтому я должна выяснить, кто побывал в кабинете и зачем. Вы не поверите, но… Знаете, Мэтт, я думаю… может быть, отец убил маму.

Что скажешь на такое? Мэтт сидел молча, по-прежнему сжимая напряженную руку девушки и ожидая продолжения — какой-то фразы, на которую он мог бы ответить. Смысл слов Кончи с трудом дошел до него — они были слишком внезапны и ужасны, чтобы осознать их так быстро.

Молчание нарушил смех Кончи — резкий, громкий, но тут же прервавшийся.

— Звучит так нелепо, когда говоришь напрямую… И внезапно я поняла, что ошиблась. Нельзя сказать такое здесь — и поверить. Говоришь и понимаешь, что сошла с ума, если хотя бы подумала об этом. Но все-таки…

— С чего вы вообще взяли?

— Я была в школе, когда мама умерла. Мы не виделись несколько месяцев, потом мне прислали телеграмму, и я поехала домой… а она уже умерла.

Никто так и не объяснил отчего. Говорили, как сильно мама болела, глаза и все такое, но ничего конкретного. И это меня тревожило. Я любила маму, Мэтт. Вы не представляете, как много она для меня значила, гораздо больше, чем остальные, даже папа. И однажды я искала кое-что в папином кабинете и случайно уронила ту книжку про лекарства, и она открылась… там, где вы видели. На странице про белену. Мне стало любопытно. Ну и вот. Я прочитала про белену, про то, как можно отравить человека, закапывая белену ему в глаза. У мамы были глазные капли. Можно подмешать что-нибудь в них, если знать что, и никаких подозрений не возникнет. Даже не нужно находиться поблизости, когда все случится.