— И что же мне делать? — озадачился полковник.

В такие моменты сразу становилось заметно его происхождение. Выходец из простолюдинов, он всего добился сам: железная дисциплина, и при этом его солдаты его любили — безусловно, талантливый полководец. А вот в такие моменты он не знал, как себя вести.

— Разрешите мне взять это на себя, господин полковник? Всё же я рос среди аристократов, хоть и бастард.

— Сдаётся мне, ты имеешь в этом свой интерес, — полковник Макавой никому не доверял.

— Альтернатива — самому с этим разбираться, — улыбнулся я.

— Чёрт с тобой, — махнул он рукой. — Но чтобы ни один купец меня больше не тревожил.

****

Всех купцов, у которых были претензии к нам, собрали в портовой столовой. Я успел наступить на мозоли слишком многим, поэтому для нашей встречи выделили самое большое помещение в администрации порта. Я специально опоздал на полчаса — пусть немного помаринуются. Зайдя, я обвёл взглядом зал и резко заявил:

— У меня нет времени общаться с каждым, поэтому с умом потратьте это время на составление ваших просьб. Завтра в девять утра я приму троих ваших представителей со списком требований. Не дожидаясь возражений, я повернулся и ушёл, а в спину мне донёсся недовольный ропот купцов, не привыкли они к такому отношению. Как бы то ни было, но купцы проглотили моё оскорбление и выбрали делегацию из троих представителей: Митун Самураджа — самый пожилой из этой троицы, Анил Патель — самый богатый и Абишек Барабанди — самый обычный. Без пяти минут девять эта троица заявилась к нам на базу, и принимать их мне пришлось у себя дома.

— Доброе утро, уважаемые, — поприветствовал я делегацию, выйдя к ним в обычном домашнем халате. — Извините, не успел переодеться.

Анил показательно поморщился, Абишек, казалось, даже не понял моего оскорбления, а вот Митун остался невозмутимым — он-то и будет моим главным соперником.

С аристократами такой трюк не прошёл бы: они бы ничего не сказали, но дел со мной больше не имели бы. А вот с купцами — самое то: эмоции сразу вылезают, и то, что Митун сидел с каменным лицом, — тоже показатель.

— Извините, что отнимаем ваше время… — на правах старшего начал Митун.

— Ваша светлость, — подсказал я. — Я хоть и бастард, но из Великого Дома Кавендиш.

— Ваша светлость, — поправился купец, и ни один мускул не дрогнул на его лице — кремень. — Но ситуация для нас сложилась критическая.

— Я понимаю, и душой я с вами, уважаемый Митун, — я слегка кивнул головой. — Но, как вы понимаете, идёт война, и так, как было, уже не будет.

— Мы понимаем и хотели бы выбрать наилучшую стратегию, — кивнул Митун.

— Да почему мы должны что-то менять?! — возмутился Анил. — Армия Раджендра Чолы в два раза больше британской. Он одержит убедительную победу, и вот они, — он ткнул в меня пальцем, — будут ещё просить о милости!

«Ой, дурак! Вон и Митун прикрыл глаза, стараясь успокоиться. А ведь он почти победил, но сейчас дал мне повод».

— Уважаемый Митун, я представился в начале нашего разговора? — проигнорировав реплику его товарища, спросил я.

— Да, Ваша светлость, — мрачно ответил он, уже понимая, к чему я веду.

— Тогда, может, разъясните мне, зачем ваш приятель оскорбил Великий Дом? — нейтральным тоном спросил я.

Митун вздрогнул, а Анил побледнел:

— Я не оскорблял Великий Дом, — проблеял он.

— Прошу простить моего друга, он невежествен от рождения, — ещё мрачнее ответил Митун.

— Смерд, скольких купцов ты представляешь? — я вложил в свой голос максимум пренебрежения.

— Он представляет двадцать купцов, — ткнув Анила в рёбра и не давая ему ответить, сказал Митун.

— Тогда расскажите этому неумному купцу, что произойдёт дальше, — попросил я.

Митун кинул недовольный взгляд на Анила и сказал:

— Его светлость вызовет вас на дуэль, и когда он победит, всё ваше состояние и состояние тех, кого вы представляете, отойдёт Великому Дому.

— Если победит, — буркнул униженный купец.

— Хочешь проверить, смерд? — ледяным тоном спросил я. — Либо становись в круг, либо убирайся, пока я добрый.

Митун наклонился и начал что-то яростно шептать Анилу на ухо. Тот секунд десять размышлял, затем встал и, не сказав ни слова, покинул помещение.

Я лишь покачал головой: за такой демарш я имел право вырезать их всех вместе с их семьями.

Увидев моё настроение, Митун отослал и второго представителя и, вздохнув, произнёс:

— Прошу извинить нас, Ваша светлость. Они слишком молоды.

Оставшись вдвоём, я по-новому посмотрел на Митуна.

— Ну и зачем нужен был этот спектакль? — укоризненно покачал я головой. — Пришли бы вы одни, и мы бы давно договорились.

— Молодые слишком часто стали поднимать головы, нужно было укоротить, — с улыбкой произнёс он.