Шрифт:
Элиза с достоинством принимала знаки внимания, очаровывая всех своей красотой, умом и изысканными манерами. Она с легкостью поддерживала светские беседы, с таким же удовольствием обсуждая последние модные тенденции и сложные политические интриги.
Магазины Парижа также не остались без внимания графини. Элиза с упоительным азартном выбирала новые платья, шляпки, перчатки, украшения. Ее гардероб пополнялся шедеврами от лучших парижских кутюрье, а сама она становилась все более изысканной и блестящей.
В этом вихре светской жизни Элиза не забывала и о Рудольфе. Каждый вечер, возвращаясь в свой отель, она с радостью делилась с ним своими впечатлениями, а он, в свою очередь, с нежностью и восхищением смотрел на нее, видя, как она расцветает в этой новой, яркой жизни. Париж стал для них не просто городом, а сказкой, в которой они были главными героями.
Элиза взяла Мадлен к себе. Она накормила ее, обогрела, одела в чистую, красивую одежду. Малышка Мадлен напомнила Элизе ее саму в детстве — такая же хрупкая, но в то же время полная внутренней силы.
Элиза наняла для Мадлен лучших учителей, стараясь дать ей все то, чего была лишена сама. Она проводила с девочкой много времени, читала ей книги, гуляла по паркам, рассказывала сказки. А Мадлен, в свою очередь, открыла Элизе другой Париж — город нищих и бездомных, город голода и отчаяния. Ее истории потрясали до глубины души, и Элиза с ужасом представляла, сколько пришлось пережить этой маленькой девочке за ее короткую жизнь.
Однажды вечером, сидя у камина, Мадлен рассказала Элизе легенду, которую услышала от старой гадалки на набережной Сены:
— Говорят, мадам, что в катакомбах под Парижем живет Дух Забытых Детей. Это души тех, кто умер в одиночестве и нищете, кого никто не любил и не вспоминал. В полночь они выходят из своих подземных убежищ и бродят по улицам города, ища тепло и утешение. Если услышишь тихий плач ребенка в ночной тишине, это значит, что рядом бродят Забытые Дети. И если ты оставишь на окне горящую свечу и кусочек хлеба, то их души найдут покой хотя бы на одну ночь.
Рассказывая эту легенду, голос Мадлен дрожал, а глаза были полны страха. Элиза обняла девочку, стараясь успокоить ее. Но сама она не могла избавиться от чувства тревоги. Легенда Мадлен казалась ей не просто сказкой, а символом всей той боли и несправедливости, которые царили в этом мире. И она поняла, что ее миссия — не только помочь Мадлен, но и сделать все возможное, чтобы в этом мире стало меньше Забытых Детей.
Мягкий свет камина плясал на стенах гостиной, отбрасывая причудливые тени. За окном шелестел теплый вечерний ветер, донося ароматы цветущего жасмина. Рудольф, Элиза и Мадлен, утомленные долгой прогулкой по паркам и аллеям Парижа, расположились на мягком ковре у камина. Они играли во "флюгер" — популярную в то время салонную игру, где каждый по очереди изображал какой-нибудь предмет или явление природы, а остальные должны были угадать. Смех Мадлен, звонкий и заразительный, наполнял комнату жизнерадостной энергией. Элиза, наблюдая за девочкой, чувствовала, как ее сердце наполняется теплотой и нежностью. Рудольф, с легкой улыбкой, поддавался Мадлен в игре, наслаждаясь ее детской непосредственностью.
Внезапно раздался тихий стук в дверь. Дворецкий, с почтительным лицом, вошел в гостиную и протянул два письма — одно для Рудольфа, другое для Элизы. Мадлен, с характерной ей живостью, подскочила к дворецкому, ловко выхватила письма из его рук и, смеясь, понесла их Элизе и Рудольфу.
Рудольф развернул свое письмо. Почерк отца он узнал сразу. Бегло пробежав глазами по строчкам, он резко побледнел. Улыбка исчезла с его лица, сменившись выражением глубокой задумчивости, переходящей в тревогу. Он словно превратился в каменную статую.
Элиза, заметив перемену в его настроении, испуганно спросила:
— Что-то случилось?
Рудольф долго молчал, будто взвешивая каждое слово. Наконец, он тяжело вздохнул и сказал:
— Нам… нам пора собираться домой.
Элиза хотела расспросить его подробнее, но Рудольф быстро перевел разговор на другую тему:
— А кто же написал тебе, Элиза? Давай посмотрим.
Элиза, все еще обеспокоенная состоянием Рудольфа, протянула письмо Мадлен:
— Прочти нам, Мадлен. Учителя хвалят тебя за успехи в чтении.
Мадлен важно кивнула, развернула письмо и начала читать, стараясь связать буквы в слова, а слова в предложения. Она еще не очень уверенно читала, спотыкаясь на сложных словах, но с каждым предложением ее голос становился все тверже.
Внезапно девочка замолчала, ее глаза широко распахнулись от ужаса. С трудом произнеся:
— Надеюсь… ты будешь… умирать… в муках…
Мадлен громко чихнула и безжизненно упала на ковер, потеряв сознание.
*****
Иоганна, вернее, теперь Иоланда, чувствовала себя птицей в золотой клетке. Роскошное поместье графа Каменского стало для нее добровольным заточением. Париж, город огней и возможностей, был так близок, и в то же время так недоступен. Она слишком часто блистала в его светских салонах, ее лицо было слишком узнаваемо. Риск быть разоблаченной был слишком велик.