Шрифт:
– Ты уверен в лояльности Редмора? Сам же говорил, что это может быть ловушка командора.
Я в сомнении осматриваю лагерь. Нахожу группку бывших жердей. Мужчины вполне мирно общаются со стюардами. Редмор так и вовсе флиртует с Хельгой. Девушка разносит еду и на каждую фразу жандарма, обращённую к ней, очень мило краснеет.
– Знаешь что? – решаюсь я. – Давай сделаем по-твоему. В крайнем случае я буду обвинять тебя, и до конца жизни мы будем вместе искать Тиамар.
– Мне нравится, – довольно произносит, почти мурчит Маркус. – Особенно момент, где мы будем вместе до конца жизни. А как именно – не так уж и важно.
Он склоняется надо мной и легко целует в губы. Какое-то время с явным удовольствием наблюдает за моим ошарашенным лицом.
– Ладно, пойду вводить в курс дела нашего временного компаньона. Собери Рози, хорошо?
Меня хватает только на неуверенный кивок. А в голове крутится: «Это то, что я подумала? Маркус хочет провести со мной всю жизнь? Почему он всегда ходит вокруг да около и никогда не говорит прямо?!»
– Яичница невкусная? – Пока я витаю в мыслях, ко мне подходит Мири.
Она присаживается рядом и смотрит на меня. А в её взгляде столько любви и заботы, что у меня щемит в сердце. Вот как я могу оставить их тут?
– Не надо, не переживай… – начинает она.
А я не выдерживаю:
– Да вы сговорились, что ли?
– Нет, – улыбается рыжуля, – просто мы слишком хорошо тебя знаем, Агата. И знаем, что ради нас ты хоть в дерево превратишься, лишь бы у нас была опора и поддержка. Но сейчас надо действовать.
– И ты простишь меня, если мы не вернёмся? – осторожно спрашиваю я.
– Вы вернётесь. – Миранда похлопывает меня по плечу. – По-другому у гратти Агаты Хардисс и быть не может.
– Гратты, – привычно поправляю я и невольно улыбаюсь.
– Вот именно. – Мири смеётся, а у меня от сердца отлегает. – Но если вдруг что-то пойдёт не так, то Освальду требуется пятиразовое питание. Ты уж проследи!
– Сама следить будешь, вот я ещё в няньки не нанималась, – отшучиваюсь я, и мы обе расслабленно выдыхаем.
Дальнейший наш разговор перетекает в деловое русло. Я обозначаю, чем стоит занять жандармов и стюардов. Мири же показывает мне план-схему, согласно которой запасов провизии им хватит минимум на месяц. И я в который раз удивляюсь прозорливости помощницы. Миры могут рушиться и перемешиваться, но у Миранды всегда будет готова тарелка супа.
В остальном день проходит в отправочных хлопотах. Наконец-то решившись оставить свою семью в этом мире, я развиваю бурную деятельность.
Несмотря на убеждения Миранды, я всё равно в тысячный раз проверяю всё – от продуктов и медикаментов до чистящих артефактов и банных принадлежностей.
– Ты просто ищешь повод остаться, – устало вздыхает Маркус, который всё это время ходит за мной и помогает в составлении перечней.
– Мне нужно знать, сколько у нас есть времени на все наши перемещения, – бурчу в ответ.
Хотя понимаю, что он полностью прав. Мне тяжело даются решения, которые ведут к большим изменениям в жизни. Иногда я завидую той лёгкости, с которой Маркус бросается в авантюры.
– Лучше скажи, мы точно можем доверять жандармам, что остаются с остальными?
– На сто процентов доверять нельзя никому. – Маркус приваливается к тому, что когда-то было дверным косяком, и задумчиво потирает подбородок. – Но они вроде бы неплохие ребята. Редмор так и вовсе на Хельгу запал.
– Это в каком смысле? – Я отрываюсь от перебора очередного ящика с инструментами. – Малышка Хельга ещё не готова к подобным ухаживаниям!
– Этой малышке, к твоему сведению, вот-вот стукнет восемнадцать лет! – Маркус подходит ко мне и притягивает к себе за талию, заглядывает в глаза. – Агата, прекрати, ты всё предусмотреть не можешь. Всех защитить от ошибок не сможешь.
– Да, но этому Редмору сколько? Тридцать? Тридцать пять?
– Двадцать пять ему, – смеётся Маркус. – Разница не больше, чем у нас с тобой. И это не помешало тебе влюбиться в меня… Во сколько, не подскажешь?
– Не важно, – насупившись, отвечаю ему я.
Не буду я признаваться, что уже в четырнадцать лет безвозвратно влюбилась в эти хитрющие голубые глаза. И как идиотка радовалась каждому знаку внимания со стороны этого проходимца. А тогда он был именно что проходимцем – безответственным, не думающим о других и о своём будущем. Но с ним всегда было так захватывающе! Я с ним будто бы вдыхала жизнь, ощущала её движение и огонь.
Правда, потом он сам же мне и показал, что этот огонь обжигает до угольной корочки на сердце.
– Не надо, не вспоминай, – обеспокоенно произносит Маркус, видя, как сильно я хмурюсь. – Мы все за это время сильно изменились.