— Устал как собака, — ни к кому конкретно не обращаясь, сообщил Прохоров. — С самого утра кручусь как белка в колесе, а в моем возрасте полагается сидеть в мягком кресле и избегать волнений.

— Какие ваши годы, — с трудом шевеля разбитыми губами, сказал ему Глеб, который к этому времени уже опять ухитрился сесть.

Косарев замахнулся на него дубинкой, но полковник Семашко снова его удержал.

— Встань, солдат, когда с тобой генерал разговаривает, — сказал он, обращаясь к Слепому.

— Встань, — сварливо передразнил его Глеб, приступая тем не менее к сложной процедуре принятия вертикального положения. — Вы бы еще подождали, пока этот ваш Кинг-Конг ноги мне оторвет, а потом командовали: встань, мол, солдат, чего разлегся?

Генерал Прохоров хмыкнул, затягиваясь сигаретой. На нем, как и на Семашко, был армейский камуфляж без знаков различия — излюбленная униформа охотников и рыбаков. Прибыв на объект, Павел Петрович первым делом перекинул через плечо кожаный ремешок с болтавшейся на нем кобурой, в которой лежал «стечкин». Глеб не без оснований полагал, что данное орудие убийства предназначено исключительно для него, — похоже, товарищ генерал намеревался лично произвести окончательный расчет с агентом по кличке Слепой. О причинах, по которым Глеб впал в немилость у высокого начальства, можно было только догадываться. И догадки эти были самого что ни на есть мрачного свойства.

Заставив себя наконец встать и даже распрямиться, несмотря на режущую боль в животе, Глеб с чувством глубочайшего удовлетворения заметил появившееся на обезображенном шрамами лице Косарева изумленное выражение. Похоже, бывший майор жалел о том, что бил его слишком слабо, опасаясь раньше времени отправить на тот свет. Жалел он, впрочем, напрасно: Глеб и сам не мог взять в толк, как это ему удалось подняться после такой основательной обработки.

— Крепкий парень, — одобрительно констатировал генерал Прохоров. — И большой ловкач. Ну, рассказывай, умник, что вы там задумали?

— Кто — мы? — хрипло осведомился Глеб. — Какого черта, что здесь происходит?

— Кое-кто словчил, — любезно пояснил генерал. — Знаешь, что бывает со студентами, которые ловчат на экзамене? Как минимум «неуд» в зачетку, как максимум — отчисление из вуза. А что бывает с людьми твоей профессии, когда они начинают ловчить, знаешь?

— Знаю, — сказал Глеб. — Между прочим, ловчить — это неотъемлемая часть моей профессии. И между прочим, все мои коллеги кончают, как правило, одинаково, только одни раньше, а другие позже. Но я все равно не понимаю, какое отношение это имеет ко мне. Здесь и сейчас — что я, собственно, натворил?

Кровь из разбитого носа затекала в рот. Глеб сплюнул на землю и утерся грязным рукавом. Прохоров неодобрительно проследил за этой процедурой и повернулся к Семашко.

— Плохо, полковник, что в хозяйстве у тебя нет хотя бы пары наручников, — сказал он с укоризной.

— Да как-то до сих пор нужды не возникало, — откликнулся тот, разглядывая Глеба с таким выражением, как будто он был капитаном дальнего плаванья, а Сиверов — плевком на палубе его корабля. — До сих пор у нас такие проблемы решались просто: пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой… Прикажете связать?

Прохоров оценивающе посмотрел на Глеба, который, весь перекосившись набок, стоял на подгибающихся ногах посреди тускло освещенного сарая.

— Да ладно, — сказал он, — пусть его… Куда он денется с подводной лодки? Верно, ловкач? Ты ведь не станешь размахивать руками?

Вместо ответа Глеб покачнулся и упал на одно колено, упершись рукой в землю, под которой скрывалась стальная поверхность «утюга».

— Не… стану, — с огромным трудом проговорил он и после непродолжительной борьбы с земным притяжением завалился на бок.

— А говорить? Говорить станешь?

Слепой не ответил. Он лежал в неестественной позе человека, упавшего на асфальт автомобильной стоянки с двенадцатого этажа, и не подавал признаков жизни.

— Чтоб тебя, майор, — с досадой сказал генерал Косареву и встал. — Опять ты перестарался! Учти, если подохнет раньше времени, закопаю тебя рядом с ним. Живьем закопаю, понял? Посади его и приведи в чувство!

— Да что ему сделается? — проворчал Косарев, легко, как мешок с сеном, отрывая Глеба от земли.

Он посадил пленника на освобожденное генералом место, прислонив его безвольное тело к автомобильной покрышке, отцепил от пояса армейскую фляжку в брезентовом чехле, отвинтил колпачок и стал поливать макушку Сиверова водой. Вода струями потекла по лицу, смывая с него кровавую грязь. Наконец пленник открыл глаза, глубоко вдохнул и мучительно закашлялся. Косарев перестал зря расходовать воду, глотнул из горлышка, прополоскал рот и сплюнул в сторону.

— Ну, — сказал генерал Прохоров, — будешь говорить?